Виктор Некрас - Дажьбоговы внуки. Свиток первый. Жребий изгоев

— Они пойдут как твоя охрана, — жёстко бросил князь. — И только до городских ворот.

Саул, поняв, что возражать без толку, сник.

Саула во Владимире и впрямь знали — Тука понял это вмиг, как только обоз подошёл к городским воротам. Воротники встретили Саула приветными возгласами, из чего Тука тут же понял — хитрый иудей и тут приплачивал воротной страже, включая эти расходы в стоимость товара.

— А чего это ты сегодня, Сауле, с воями-то? — удивлённо спросил здоровенный, как медведь, воин, глядя на Туку. — Да ещё с чудинами какими-то.

Саул опасливо глянул на гридня, поймал взгляд опасно сузившихся глаз Туки и тут же придумал, что ответить.

— Да повздорил тут с одним ватаманом… ему показалось, что плачу маловато… вот и пришлось воев нанять.

— А чудин-то отчего? — не унимался стражник.

— А он считать толком не умеет, — отомстил гридню за свой страх иудей. — Можно платить меньше. Дикарь…

Вои заржали, пропуская и Саула, и обоз. Тука намётанным глазом успела заметить небольшую калиту, коя перешла от Саула к воротному старшому, и похвалил себя за догадливость. Надо бы Коснячке рассказать, — тут же сделал себе зарубку на памяти гридень, — пусть тысяцкий за киевской стражей присмотрит: а ну, как и там такие вот Саулы воев прикармливают… Сегодня они у него денег взяли, завтра соперника пугнули, а послезавтра?..

А старшой, меж тем, всё разглядывал Туку — что-то ему не нравилось. Медлить больше было нельзя, и, едва голова обоза вошла в ворота, Тука рывком обнажил меч и пронзительно свистнул.

Пятеро кметей его собственной дружины, которые ради дела сменили кольчуги на кояры и синие плащи на серые, ринули следом за своим вождём.

Медведеподобный старшой погиб первым, не успев даже спрятать за пазуху полученную от Саула мзду. Остальные прожили немногим дольше.

— Ну?! — Тука опустил меч, стряхивая с острия наземь редкие капли крови.

— Чисто, — доложил кметь. — Ворота наши.

— И город — тоже, — кивнул гридень. — Дай князю знамено.

Кметь вышел из ворот, трижды махнул белым платком. Из леса потекла, блестя сталью, длинная змея окольчуженной конницы.

Со двора княжьего терема вдруг послышались крики, звон оружия, ржание коней. Княгиня побледнела, бросилась к окну:

— Неужели поздно?!

Шепель рывком обнажил меч, ринулся к двери, но она уже распахнулась — вбежала холопка.

— Матушка-княгиня! Скорее! Изяславичи!

Шепель выскочил на высокое крыльцо — по всему двору уже сверкали проблесками нагие клинки — Изяславичи ломили к крыльцу стройно и слаженно, прикрываясь щитами. Шепель дико повёл взглядом туда-сюда, метнулся назад, в терем, столкнулся в сенях с княгиней. Ланка волокла за собой полуодетого Рюрика, Володаря и Василько тащили няньки.

— Через двор не пройти, госпожа! Есть второй выход?!

Княгиня на миг замерла, лихорадочно соображая.

— Есть! Через поварню прямо к конюшням!

— Скорее!

Но оказалось поздно и там!

На заднем дворе тоже уже шёл бой — Изяславичей оказалось неожиданно много, не меньше полутысячи. А то и больше, Шепелю сейчас было не до того, чтобы их считать.

— Скорее! — повторил Шепель, бросаясь с крыльца в самую гущу боя.

В лязг!

В звон!

Резкой болью полоснуло левое плечо — кояр не сдержал доброго удара. И рану не зажать, правая рука мечом занята. Кровь обильно потекла по плечу, по руке, безнадёжно пачкая рубаху и свиту.

— Ну же, госпожа! — бешено крикнул Шепель, отбивая новый удар киевского кметя, рубанул его наискось по груди.

Но было поздно. На крыльцо уже ворвались четверо киян, хватая за руки княгиню, вырвали из рук нянек сыновей. Рюрик рванулся, хватаясь за висящий на поясе нож. Сверкнула сталь, нож отлетел в сторону, выбитый подтоком копья.

— Рюрик! — повис над двором пронзительный крик Ланки.

— Не тронь ребёнка! — прорезал гам боя бешеный выкрик Изяслава Ярославича. — Не сметь!

Копья опустились — пролить княжью кровь трудновато. Как-никак, князья русские — прямые потомки богов. Хоть от того родства и отреклись.

Видя княгиню и княжичей в плену, волынские кмети один за другим бросали оружие. И только упрямый «козарин» сдаваться не собирался, пятясь к городской стене. Влез на лестницу, отмахиваясь от киевских мечей слабеющей рукой. А не сдамся! — подумал он с весёлой тоской — умирать в шестнадцать лет было невесело.

Шепель выскочил на забороло, вновь отбил чей-то клинок, но никого не зацепил, хоть и старался. Ноги уже почти не держали. Праую вдруг под коленом рвануло болью, краем глаза успел увидеть торчащую из ноги стрелу. Плевать! Ан не дамся в руки!

Князь Изяслав глядел на стену, не говоря ни слова — любопытно стало, сколько ещё выстоит против киевских кметей этот отчаюга, прежде чем свалится от потери крови. Тука, весело прищурясь, поднял завязанный лук, покосился на князя. Изяслав молчал, не отрывая глаз от боя на стене. Гридень нащупал худую фигурку воя наконечником, мельком подивился — мальчишка совсем! — и спустил тетиву.

Вторая стрела ударила в плечо — теперь в правое! — отшвырнула парня к самому заборолу. Последним усилием он кинул себя к бойнице, перевалился через край и рухнул с четырёхсаженной высоты в Лугу.

Изяслав Ярославич коротко крякнул, оборотился к княгине Ланке. Молча глянул ей в лицо.

— Детей не тронь, — бросила княгиня побелелыми губами.

— Ну что ты, княгиня? — ухмыльнулся Изяслав недоброй усмешкой. — Совсем за нелюдей нас держишь? Ничего не будет ни с тобой, ни с твоими детьми.

Давно не видывал старый Вышгород столько высоких гостей. Город, строенный когда-то самой святой Ольгой, при которой был второй столицей Руси, город, из которого Ольга правила Русью и при Святославе, иными князьями — Владимиром, Ярославом — был почти забыт. Княжьи терема изрядно обветшали, хоть ещё и изумляли глаз дивным строением — так постарелая красавица тешит взгляд даже своим морщинистым потемнелым лицом.

Ленивый калика который день сидел на вымолах в ожидании попутной лодьи и от нечего делать таращил глаза на всякого. Человек бывалый, калика многих сильных и властных на Руси знал в лицо. Невозможно ведь заранее сказать, кто сейчас прячется под личиной калики — может пьяница да лентяй, что работать не хочет, может, холоп беглый, а может и честный витязь, что с князем славы альбо чести не поделил.

То-то выпало нынче калике удивления.

Первым в Вышгород поспел великий киевский князь Изяслав Ярославич, старейший в многочисленном Ярославлем племени. Да и неудивительно — Киев-то с Вышгородом совсем рядом — назрячь из Вышгорода киевские горы видать. Солнце едва оторвалось от окоёма и начало свой длинный путь по стылому осеннему небу, когда расписная княжья лодья глухо ударила бортом о вымол. Степенно спустился по сходням на бревенчатый настил коренастый середович, оглядел пустынный вымол, коротко дёрнул себя за длинный светлый ус, едва заметно побитый сединой.