Катарина Керр - Дни изгнания

– Я дал слово ее мужчине, – спокойно сказал Эвандар. – И я его сдержу.

– Это ты дал слово, Эвандар-желтоволосый, а не я. Она не уйдет. Если наша дочь уходит из-за нее, она останется и будет моей наградой.

Далландра поняла, что все это время сжимала аметистовую фигурку, пытаясь почувствовать себя в безопасности. Альшандра разразилась диким смехом.

– Ты не знаейть дороги домой, не так ли, девушка? Ты не знаешь, какая из этих дорог ведет домой!

Они стояли на туманной зеленой равнине, глядя на заходящее солнце. По правую руку темнели холмы, низкие и кособокие; по левую высились горы, их белые вершины сияли в последних солнечных лучах. Перед ними лежала только одна дорога, но она уходила в туман темный, как ночь.

– Здесь можно блуждать долго, – злорадно сказала Альгдандра. – Может, тебе повезет и ты попадешь прямо домой, но я в этом сомневаюсь.

Эвандар схватил ее за локоть. Она извернулась, чтобы посмотреть ему в лицо, и он самодовольно ухмыльнулся.

– Ты сказала, будет справедливо, если ты получишь награду, что так гласит закон? А будет ли справедливо, моя сладкая, моя ненаглядная, поймать в ловушку и запереть здесь душу которая никогда ничего у тебя не взяла, которая никогда раньше не видела Элессарио, которая никогда, никогда раньше не видела тебя или меня?

– Что? Конечно, это не будет справедливо, и я никогда не сделаю ничего подобного. Но какое это имеет отношение к происходящему?

– Самое прямое, моя сладкая, моя ненаглядная. Далландра носит под сердцем ребенка, невинное дитя, которое никогда ничего у тебя не взяло, которое никогда нас не видело!

С криком, с воплем, с воем Альшандра начала стремительно увеличиваться в размерах, нависая над ними, как грозовая туча. Она закричала снова, и голос ее был подобен траурным стенаниям.

– Несправедливо!

– Нет. – Голос Эвандара звучал холодно и спокойно. – Очень справедливо.

Она вытянулась, став похожей на облака, тающие под жарким солнцем, потом обрушилась вниз, и вот перед ними стояла старая, высохшая женщина, одетая в черное, а по ее морщинистым щекам неудержимо текли слезы.

– Это умно, – заметил Эвандар. – Но отчего-то сердце мое не болит, как должно.

Она зарычала и вновь оказалась перед ними в своем обычном облике, в охотничьей тунике и башмаках, с луком в руках.

– Очень хорошо, покажи ей дорогу домой, но ты – тупое, презренное животное, я ненавижу тебя.

И она исчезла. Далландра прерывисто вздохнула, почти всхлипнула.

– А чего ты хочешь от меня, Эвандар, в обмен на это?

– Только одного. Если ты не будешь счастлива, когда родится твое дитя, возвращайся обратно. – Он нежно обнял ее за плечи. – Но только если ты не будешь счастлива. Ты понимаешь меня? Возвращайся, только если сердце твое позовет тебя сюда.

– Я понимаю, но боюсь, вы никогда больше не увидите меня.

– Несомненно. Что ж, я могу надеяться, нет, я уверен, что раньше или позже Элессарио найдет дорогу к тебе в твой мир. Что до всех остальных – это не твоя забота. Судьбу всех нас я возьму в свои руки, и посмотрю, что тут можно сделать. Прощай. – Он наклонился и поцеловал ее нежным братским поцелуем.

Поцелуй словно стер пейзаж вокруг Далландры. Она поморгала, споткнулась и увидела, что стоит на краю невысокого утеса. Рука ее потянулась к шее, но аметистовая фигурка исчезла. Внизу, в заросшем кустами овраге, стояли раскрашенные палатки ее народа. Она увидела большую палатку, разрисованную вьющимися розами которая принадлежала ей и Адерину, только краски поблекли и стерлись.

Почему он не обновляет их? – подумала Далландра. Впрочем какое это имеет значение – я дома! Плача и смеясь, побежала она вдоль утеса, нашла тропинку, с трудом спустилась по ней, в нетерпении съезжая вниз, как с горки. Внизу она вскочила на ноги, услышала крики и увидела бегущих к ней людей во главе с Энабрильей.

– Далла, Далла! – Крепко обняв Далландру, Энабрилья истерически зарыдала. – О боги, спасибо! Спасибо каждому богу, каждому! Фарендар, не стой, как изваяние! Беги за Адерином!

Высокий юноша, сильный и крепкий воин, помчался выполнять поручение. алландра схватила подругу за плечи, остальные эльфы стояли вокруг в мертвой тишине и смотрели на нее. Половины из них она просто не знала.

– Это не может быть Фаро! – Она не договорила, в ее сознании зашевелился страх. – А с тобой что случилось?

– Тебя не было так долго! – Энабрилья повторяла это снова и снова. – Тебя не было так долго!

Далландра обнимала ее, трясла ее, кричала на нее, пока та не замолчала. Эльфы расступились, пропуская кого-то вперед. Далландра подняла глаза и увидела Адерина. Ей показалось, что сейчас она потеряет сознание. Он был таким старым, таким худым, с совершенно белыми волосами, руками, похожими на птичьи лапы, с морщинистым лицом, похожим на старую кожу, долго пролежавшую на солнце. Она всхлипнула вслух, и это больше походило на поминальный плач.

– О боги! Я вернулась как раз вовремя, чтобы помочь тебе умереть!

– Я так не думаю. – Голос его был тихим, но сильным, моложе, чем лицо. – Мой народ стареет долго, и только потом умирает, Далла.

Тут колени у нее подкосились, она споткнулась, но удержалась на ногах, снова споткнулась, но Адерин схватил ее за руки и помог устоять.

– Сколько? – прошептала она. – Сколько лет меня не было?

– Почти две сотни лет.

Она запрокинула голову и завыла скорбно и яростно, как недавно Альшандра. Эльфы подхватили ее, поддержали и повели в лагерь. Энабрилья с Адерином вошли с ней в палатку.

– Сядь, Далла, – сказала Энабрилья. – Сядь и отдохни… Все станет лучше, когда ты сможешь подумать. Во всяком случае, ты свободна и снова вместе с нами.

– Ничего никогда не станет лучше, никогда!

Энабрилья и Адерин усадили ее на одеяла. Ослепнув от слез, она протянула вперед руки, он взял их в свои и сжал, его пальцы были такими негнущимися и тонкими. Она поняла, что уже никогда не сумеет ощутить нежные ласки его рук, которые так хорошо помнила, и снова начала плакать.

Далландра смутно почувствовала, что Энабрилья ушла, и подумала, что за прошедшие две сотни лет Бриль научилась быть тактичной… Далландра чуть не засмеялась этой мысли, задохнулась, снова зарыдала, пока, наконец, измученная и ослабевшая, не затихла. Она упала на одеяла и скрючилась в неудобной позе. Она слышала, как Адерин встал; потом он положил перед ней кожаную подушку. Далландра взяла ее, сунула себе под голову, легла на спину и стала молча смотреть на него. На его лице не отражалось никаких чувств, кроме глубокого смятения.

– Адо, прости меня.

– Это не твоя вина. – Он сел рядом с ней. – Я поражен, что они вообще тебя отпустили.