Барбара Хэмбли - Вампиры

«Чем объяснить такой поступок, — пишет он дальше: — Рита, тихонько оглядываясь, входит в мой кабинет, берет со стола тяжелое каменное пресс-папье и с силою кидает его в большое простеночное зеркало. Стекло вдребезги.

В ту же минуту она сталкивает с подставки тяжелую китайскую вазу и та с грохотом падает на пол. Вбегают слуги.

— Ничего особенного, — объявляет холодно Рита, — скажите барину, что я нечаянно столкнула вазу, а она, падая, разбила стекло.

— Идите прочь. — Слуги, переглядываясь, молча уходят». . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

— Как раз в это время, — рассказывал Гарри дальше, — Карло подвернулась латинская книга «о ламиях». Он взял ее из лесного дома, на память об Альфе, и от бессонницы, которая его преследовала, принялся читать.

Карло признается, что ничего бы не понял в ней, если б не рассказы старого доктора на эту тему. Тем не менее, он не в состоянии поверить в существование вампиров, а тем более причислить к ним свою невесту. «В книге ясно сказано, что «они» выходят из могил, — пишет он. — Затем книга говорит…»

— Впрочем, это я вам прочту, — говорит Гарри, перекидывая листы.

«Книга говорит, что большей опасности подвергаются близкие люди. Вот если б была правда, то я первый должен бы был умереть. А я жив и здоров и никто ко мне по ночам не ходит… вот только я спать не могу… Что это, крик или мне показалось? Вероятно…

Фу, какая-то огромная, черная кошка подкралась к моей двери, я даже испугался, а увидев меня, она тоже испугалась, шмыгнула по темному коридору и пропала. Откуда она? Кажется, в замке нет такой; должно быть, забрела из соседнего леса. Надо будет…»

Ну, и ночка? Сейчас светит ясное солнышко, а я все еще не могу сбросить ночной кошмар… а, быть может, и действительность… а впрочем, я потерял мерило…

Вчера ночью ко мне в комнату заглянула черная кошка и исчезла. Не успел я снова взяться за перо, как ворвался сумасшедший, на нем был халат, на голове чеснок, а в руках знаменитый кол, с которым он не расстается.

Оказывается, что кол у него осиновый, и чтобы добыть его, он ходил куда-то далеко, так как у нас в окрестности осины нет.

Старик вбежал и принялся что-то искать в двух моих комнатах. Он заглядывал под кровать, в шкаф, под стулья, за портьеры и даже смотрел в печке.

— Нету, ушел.

— Да кто ушел, кого вы ищете? — спрашиваю я.

— Да «его». Эхе-хе, понимаю, сюда-то не сунется! — весело засмеялся сумасшедший, показывая на знак пентаграммы, вырезанный им на пороге моей комнаты.

— Знаешь, — продолжал он, — я двери-то чесноком, чесночком замазал и завесил, так «он» в окно да черной кошкой… сюда, вверх… а я за ним, да, видишь, ноги старые, не поспел, ушел он… — Старик тяжело вздохнул и присел на стул.

Из отрывочных фраз и бормотанья я, наконец, понял, что он завесил чесноком двери капеллы, а сам сторожил «его» с колом. Этот-то «он» старика — выходит не кто иной, как Рита, она же вампир.

Будь передо мной не старик, я бы вздул его, несмотря на все его сумасшествие. Я думал тогда, что всякий вздор, даже сумасшествие, должен иметь меру.

Пока я соображал, как образумить старика, он вдруг опомнился, вскочил, схватил меня за руку и зашептал:

— Идем, идем, «он», наверное, у итальянца, у художника, засосет «он» беднягу.

Постараться вырваться, нечего было и думать, и я покорно пошел, вернее, побежал за сумасшедшим. Он быстро взобрался по лестнице, в третий этаж, где живет итальянский художник, и затем мы, словно воры, тихо стали красться по коридору.

Подошли к комнате итальянца. Старик осторожно приотворил дверь. Комната была залита лунным светом, окно открыто, и занавес на нем отодвинут.

Каково же было мое удивление, а потом бешенство, когда я увидел, что Рита, моя невеста, полулежит на груди итальянца, к нему поцелуем.

Должно быть, я крикнул, потому что Рита подняла голову и обернулась … и о ужас, ужас!.. При ярком свете месяца глаза ее светились сладострастием и злобой, а по губам текла свежая, алая кровь.

— Видишь, видишь, — закричал старик и кинулся вперед… Сильный порыв ветра хлопнул створками окна, взметнул штору и ударил ею по старику, тот упал.

Я поспешил к нему на помощь, но луна померкла и в комнате воцарился мрак. Нескоро я отыскал спички и свечку.

При слабом освещении я оглянул комнату — никого нет. Сумасшедший, охая, поднимался с полу, итальянец мирно спал.

Я готов был все признать за галлюцинацию, как старик подошел к кровати и, поднимая за плечи художника, спокойно объявил:

— Вот я и прав, «она засосала его». В самом деле художник был мертв. Лицо бледное, руки болтаются, как плети, на ночной рубашке свежая кровь. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Боже всесильный, что же это? Голова моя не выдержит… лопнет… Ведь выходит, что Рита «не мертвый»… что она сосет кровь живых людей… Как я могу это понять и связать?.. Рита… кровь… нет и нет. Это я, под влиянием старика, схожу с ума… Это он мне навязывает свою болезненную идею… в то же время я сознаю, что я здоров, вполне здоров… а впрочем, все сумасшедшие считают себя здоровыми…»

— Что же дальше?

— Тут для графа Карло начинается страшный период сомнений, еще более ужасный, чем муки ревности, и он признается, что был на волосок от помешательства.

На счастье, вернулся из Рима старый Петро. Он сильно похудел и еще больше постарел. Но зато торжественно спокоен и самоуверен.

— Господь Бог помиловал меня, а святой отец благословил послужить миру, я теперь ничего не боюсь. И за вас, мой дорогой господин, буду бороться со всею нечистою силой. Я вас спасу, не унывайте! — говорил он.

Петро провел целый день в деревне и уже знает все несчастия, постигшие замок.

— Затем он рассказал о папе, о монастыре, где выдержал покаяние. «Так там хорошо, так хорошо, век бы не ушел, — сознается он, — вот только спешил сюда, боялся за вас, ну, да слава Богу, не опоздал!»

Потом понемногу, деликатно Петро начал знакомить Карло со смертью матери и т.д. Но, увидав печаль на лице своего любимого господина, спросил: «Так вы знаете, все знаете. А кто сказал?»

Карло сознается, что знает многое, а сказал старый доктор.

— Так вот она, причина его сумасшествия, не сдержанная клятва, — соображает Петро, — а куда он уехал? Вам известно?

— Да никуда он не уезжал, а живет у меня в замке.

После признания Карло, что он знает тайну матери, Петро уже прямо говорит о своей миссии в мире. Эта миссия—уничтожение вампиров. Он приглашает Карло помочь ему.

— На наше счастье, матушка ваша лежит спокойно. Я уже осмотрел и склеп и гору, все в исправности. Верно «отмолил» ее старый граф. И слава Богу, а то каково это вколачивать осиновый кол в сердце родной матери.