Людмила Астахова - Теперь или никогда

Диагноз остался прежним – выродок. Он – выродок. Таких надо топить сразу после рождения, чтобы не позорили оба народа.

«Убей меня, эрна. Или я убью тебя… потом… когда ты снова отвернешься».

Эрна Кэдвен поставила свечу на чудом уцелевшую табуретку и перевернула безвольного Удаза на спину. «Эк я его…» – с истинно ролфийским удовлетворением подумала она, в то же время с грустью осознавая: а ведь не поможет. Злосчастного смеска можно избивать регулярно, каждый вечер перед сном, а на ночь вообще сажать на цепь, но его бешенство никуда не денется. Оно в крови, от него нельзя избавиться – можно лишь научиться этим управлять…

– Сейчас посмотрим… – Она грубовато ощупала его в поисках переломов. – Надо же, даже ничего не сломала, кажется… – а потом жестко взяла за подбородок и развернула лицом к себе: – В глаза смотри!

Он с огромным трудом заставил себя встретиться взглядом с женщиной. Проще столкнуться на лесной тропе с матерой волчицей и переиграть ее в гляделки, цена которым – жизнь и не перекушенное горло.

Показалось? Или нет? Нет, ну точно, вот же оно… Грэйн вглядывалась пристально, все-таки не желая отказываться от последней глупой надежды. Но нет, деваться некуда. Волчья прозелень в совиных желтых глазах. Сейчас – уже тающая, почти незаметная, но она вернется, а вместе с нею вернется и бешенство. Направленное, к слову, на нее, на Грэйн эрн-Кэдвен. Боги не ошибаются и никогда и ничего не делают просто так.

Ролфи вздохнула и, отпустив его, отряхнула руки. Ну что ж, раз луны судили так, то – да будет так. Разве можно теперь его бросить? Уж на что Грэйнин мерин был упрямой и склочной скотиной, уж как она его кляла и грозилась пустить на колбасу, а стоило угрюмой подлой твари потеряться, эрна Кэдвен пол-Конрэнта перерыла в поисках. И ведь нашла. А это – не лошадь и не пес, это – человек.

– И давно с тобой это? – спокойно спросила она.

– С тех пор, как ты сожгла Синхелмский храм, – честно признался Удаз. – Я ничего не могу сделать с собой. Ты… наваждение. Вот уже четыре года. Сумасшествие.

Он говорил отрывисто, резко, выдавливая из себя каждый звук, словно любое произнесенное слово обжигало нёбо.

– Почему не сказал сразу? – Ролфийка поморщилась. – Это же кровь, глупый, просто смешанная кровь рвет тебя на части. Не самое страшное, что может случиться со смеском. Я могла тебя убить. Тогда и теперь.

– Лучше бы убила. Не было бы четырех лет позора.

Что это – платить самым сговорчивым шлюхам за «шалости», выпрашивать у едва сдерживающихся от глумливого хохота ролфи вожделенный мундир, слыть чокнутым извращенцем, ненавидеть собственное падение и тем не менее катиться вниз без малейшей попытки сопротивления – если не позор и дерьмо?

Грэйн нехорошо ухмыльнулась, наблюдая эти душевные терзания. А ты как думал, совиный сын? Когда боги зовут и требуют, человек всегда сопротивляется. Как иначе можно приблизиться к ним, если не через огонь и боль? Знать бы еще, почему богини ролфи выбрали именно этого смеска и тянут теперь его к себе за шкирку… и кто из них его тянет? Локка или Морайг взглянули на Удаза Апэйна, диллайнского тива и всего лишь на четверть ролфи, глазами Грэйн?

Быть орудием в руках божества – не самое приятное чувство. Но быть объектом внимания… объектом охоты божества – гораздо хуже.

– Да ты даже представить себе не можешь, куда бы ты попал, если б убила. Позор. Ха! А ты чего ждал, полукровка? Что стать волком так легко?

– Я не выбирал, кем быть! Я всю жизнь был диллайн, тивом и магом, я всегда ненавидел ролфи. И я не хотел становиться волком.

– Ты всю жизнь был рабом и харчем для своего совиного бога! – свирепо оскалилась Грэйн. Он еще жалуется, упертый смесок! Да тот же князь Эск… что отдал бы он за то, чтобы лишь тень такой надежды получить?! Впрочем, Удаз же не знает… Так разъясним! – Пищей ты был, бараном на бойне! Блюдом на его столе! Ты не хотел становиться волком? Ты хотел оставаться маленькой розовой свинкой, ты, мясо? Корм. Хотя нет, ты же был не только кормом, а еще и поваром, бывший тив! Тогда радуйся, что боги и твоя кровь выбрали за тебя!

Ролфийка не видела причин щадить его и потому выражений не выбирала, будто выплевывая все то, что слышала от Эска, все, что скрывалось в злосчастных архивах, в этой тайной поваренной книге Эсмонд-Круга. Плевать, верит он или нет. Плевать, хватит ли ему остатков мозгов понять, от чего уберегла его тоненькая струйка волчьей крови и непонятное решение одной из богинь. Ему повезло. Повезло незаслуженно, невероятно. Его не сожрут, не растворят, не переварят – и не извергнут потом порцией магической силы. Лучше быть бешеным псом-полукровкой, чем жратвой!

Бывший тив поверил сразу. Ну, хорошо, почти сразу. Ему ли не знать доподлинно, какое чувство охватывает в тот миг, когда на тебя обращается взор Предвечного. Кажется, будто ты – единственное существо, достойное его внимания. Эта обжигающая сладость быть избранником течет по венам и пьянит. Предвечный ничего не требует, ему нужна только Вера. И как же не верить в того, кто дарует это упоительное чувство могущества, единения с кем-то, неизмеримо более сильным? Не будь Удаз Апэйн полукровкой, он никогда не ощутил бы тончайшего нюанса, который не знаком чистокровным диллайн. Как будто Предвечный делал над собой усилие.

Теперь-то понятно. Он был так голоден, что снизошел до полукровки, только потому, что Удаз был бастардом эсмонда.

Дева Сигрейн прокляла шуриа за убийство Удэйна, и никто не усомнился в ее праве на проклятье. Но как наказать тех, кто украл веру и посмертие души?

Нет, они недостойны проклятий. Удазу захотелось взвыть. Просто завыть по-волчьи, послав вызов Предвечному и эсмондам, вызвать на бой тех, кто лгал.

– А-а, чуешь? – клыкасто ухмыльнулась Грэйн, между делом промывая ему ссадины. – Он просыпается, верно? Твой волк. Поверь, это уже хорошо. Как бы там ни было, тебя уже не сожрут. Ты уже не корм. А бешенство… Мы все через это проходим. Просто твой волк еще совсем дикий и глупый. Щенок. Не вздумай обижаться, ведь так и есть. Но откуда ему было вырасти, твоему волку? – Она пожала плечами. – Ведь у тебя не было стаи, чтоб научиться. Ему и от роду-то всего четыре года, этому бешеному щенку. Хочешь ты или нет, но это уже случилось. И хочу я или нет, но ты уже в моей стае. Придется тобой заняться, чтобы ты сам себе не навредил. А мне ты навредить не сможешь, не обольщайся.

– Ты же поможешь мне, эрна? Ты научишь меня быть ролфи?

– Ох, – она покачала головой. – Не так это просто! Я не знаю даже, кто из богинь тебя зовет… а если спрошу, не ответят же. Значит, время еще не пришло. Но это неважно. Подождем и узнаем. Но не вздумай теперь утаивать от меня свои… переживания! И сны – если тебе будут сниться странные сны, говори сразу. Что ты вздрагиваешь? Не бойся, сегодня он уже не вернется. Твой волчонок сейчас спрятался, поджав хвост, и не покажется до следующего раза. Иди спать. Утром я подумаю, что нам делать.