Джо Аберкромби - Прежде, чем их повесят

— В тот день — да. Но были и другие битвы. Уверен, вы также помните некий бой, некий мост, где некий молодой офицер попал в наши руки. — Посланник улыбнулся. — Бог повсюду.

Глокта почувствовал, что его веко задёргалось. Он знает, что я вряд ли забуду. Он вспомнил своё удивление, когда гуркское копье вонзилось в его тело. Удивление и разочарование, и очень сильная боль. Не такой уж и неуязвимый, в конце концов. Вспомнил, как пятилась лошадь, выбросив его из седла. Как боль усилилась, а удивление переросло в страх. Как он полз среди сапог и трупов, хватая ртом воздух. Как во рту было кисло от пыли и солоно от крови. Он вспомнил мучение, когда клинки вонзились ему в ногу. Как страх перерос в ужас. Он вспомнил, как они тащили его, кричащего и плачущего, с того моста. Той ночью они и начали задавать свои вопросы.

— Мы победили, — сказал Глокта, но во рту у него пересохло, а голос охрип. — Доказали, что мы сильнее.

— Это было тогда. Мир меняется. Затруднение вашей страны на ледяном Севере поставило вас в весьма невыгодное положение. Вам удалось нарушить первое правило войны. Никогда не сражайся на два фронта.

С его доводами сложно поспорить.

— Стены Дагоски уже огорчали вас раньше, — сказал Глокта, но это прозвучало неубедительно, даже на его взгляд. Не похоже на слова победителя. Он почувствовал на себе взгляд Вюрмса, Виссбрука и Эйдер, отчего у него зачесалась спина. Пытаются решить, кто возьмет верх, и я знаю, кого бы выбрал я на их месте.

— Возможно, некоторые из вас верят в ваши стены сильнее, чем другие. Я вернусь на закате за ответом. Предложение императора действует лишь этот день, и повторяться не будет. Он милосерден, но у его милосердия есть пределы. У вас есть время до заката. — И он вышел из комнаты.

Глокта подождал пока дверь не закрылась, а потом медленно повернулся на кресле лицом к остальным.

— Какого чёрта это было? — прорычал он Виссбруку.

— Э-э-э… — Генерал потянул пропотевший воротник. — Для меня, как для солдата, священным долгом было принять безоружного представителя врага, чтобы выслушать его предложения…

— Не сказав мне?

— Мы знали, что вы не станете слушать! — бросил Вюрмс. — Но он говорит правду! Несмотря на всю нашу тяжёлую работу, нас сильно превосходят числом, и мы не можем ждать облегчения, пока тянется война в Инглии. Мы не более чем булавка в ноге огромной враждебной страны. Пока мы говорим с позиций силы, мы ещё можем что-то выгадать. Но мы не получим ничего, кроме резни, когда город падёт!

Это верно, но архилектор вряд ли согласится. Переговоры о капитуляции — это не та задача, ради которой меня назначили.

— Вы необычайно тихи, магистр Эйдер.

— Я недостаточно компетентна, чтобы обсуждать военные аспекты такого решения. Одно несомненно. Если мы отклоним это предложение, и гурки возьмут город силой, случится ужасная резня. — Она посмотрела на Глокту. — Тогда милости не будет.

И это тоже верно. Я эксперт по части милости гурков.

— Так значит, вы трое за капитуляцию? — они посмотрели друг на друга, и ничего не сказали. — А вам не приходило в голову, что когда мы сдадимся, они могут и не исполнить свою часть вашего маленького соглашения?

— Приходило, — сказал Виссбрук, — но прежде они выполняли свои соглашения, и конечно какая-то надежда… — он посмотрел в стол, — лучше, чем никакой. — Похоже, во враге вы более уверены, чем во мне. Не очень удивительно. Мне бы уверенность в себе не помешала.

Глокта вытер влагу из-под глаза.

— Понимаю. Тогда, наверное, я должен рассмотреть его предложение. Мы соберёмся вновь, когда наш гуркский друг вернётся. На закате. — Он качнулся назад и сморщился, поднимаясь с кресла.

— Вы рассмотрите? — прошипела Витари ему на ухо, когда он хромал по коридору из зала для совещаний. — Вы, блядь, его рассмотрите?

— Именно, — отрезал Глокта. — Я здесь принимаю решения.

— Или позволите этим червям принять их за вас!

— У каждого из нас есть своя работа. Я не рассказываю тебе, как писать свои маленькие отчётики архилектору. А как управляться с этими червями не твоя забота.

— Не моя забота? — Витари схватила Глокту за руку, и он пошатнулся на больной ноге. Практик была сильнее, чем выглядела, намного сильнее. — Я сказала Сульту, что вы сможете здесь справиться! — прорычала она ему в лицо. — Если мы отдадим город даже без боя, это нам обоим будет стоить головы! А моя голова — это моя забота, калека!

— Не время паниковать, — прорычал Глокта. — Я не больше вас хочу кончить, плавая возле доков, но здесь дело тонкое. Надо позволить им думать, что возможно им удастся повернуть всё по-своему, и никто не станет делать резких движений. Пока я не буду готов. И запомните, практик, это первый и последний раз, когда я вам объясняюсь. А теперь уберите от меня свои ёбаные лапы!

Её рука не убралась, а наоборот, пальцы сжались, врезаясь в руку Глокты, как тиски. Она прищурила глаза, в уголках появились яростные морщинки. Может я её недооценил? Может она собирается перерезать мне глотку? Он чуть не ухмыльнулся от этой мысли. Но в этот миг из тени тускло освещённого зала вышел Секутор.

— Поглядите-ка на этих двоих, — проворчал он, топая к ним. — Меня всегда изумляло, как любовь цветёт в самых неподходящих местах, и между самыми неподходящими людьми. Так роза пробивается через каменистую почву. — Он прижал руки к груди. — Это греет моё сердце.

— Мы его взяли?

— Конечно. Как только он вышел из зала совещаний.

Рука Витари обмякла, Глокта стряхнул её и зашаркал в сторону тюремных камер.

— Почему бы вам не пойти с нами? — крикнул он через плечо, заставив себя не потирать больную плоть своей руки. — Сможете написать об этом в следующем отчёте Сульту.

Сидя, Шаббед аль-Излик Бураи выглядел намного менее величественно. А особенно на покрытом порезами и пятнами стуле в одной из маленьких жарких камер под Цитаделью.

— Не правда ли, гораздо лучше говорить на равных? А то несколько сбивало с толку, когда вы так сильно надо мной возвышались. — Излик фыркнул и отвернулся, словно говорить с Глоктой было ниже его достоинства. Словно богатый человек, которому надоедают попрошайки на улице. Но мы вскоре вылечим его от этой иллюзии.

— Мы знаем, что в наших стенах есть предатель. В самом правящем совете. Скорее всего один из тех высокопоставленных лиц, кому вы только что передавали свой маленький ультиматум. Вы скажете мне, кто. — Никакого ответа. — Я милосерден, — провозгласил Глокта, весело махая рукой, в точности как посол несколькими минутами ранее, — но у моего милосердия есть пределы. Говорите.