Сергей Костин - Охотник за бабочками 2

Человек щелкнул каблуками, вскинул руку к козырьку и в третий раз спросил:

— Разрешите представиться, черт возьми! Сударь, вы глухой-с?

— Нет, — растерянно покивал я головой, — Я…. Этот… Охотник. Да. За бабочками. Совершенно мирная профессия.

Никогда не слышал о глухойсах.

— Да вы представляйтесь. Представляйтесь, — добавил я, заметив, что человек нетерпеливо дергает у виска рукой.

Человек еще раз щелкнул каблуками и начал все с начала. Вернее, мне так показалось, что с самого начала.

— Разрешите представиться! Гвардии штабс-капитан Орлов! Командир экспериментальной безвоздушной кареты ее Величества Королевы Екатерины Второй. Прикомандирован секретным указом Ее Величества к третьему уланскому спец полку. Прошу любить и жаловать. Сударь, не найдется ли у вас водочки-с?

Водочкиса у меня не имелось. Зато у Кузьмича в заначке была бутылка коньяку. Того самого, из армянского района.

Штабс-капитан преданно глядя мне в глаза, открыл ударом ладони бутылку и высосал ее ровно на одну треть. Возвращать обратно бутылку штабс-капитан, однако, отказался.

— У меня, сударь, еще двое в команде. Позвольте-с заныкать-с.

Я пожал плечами. Во-первых, я еще не отошел от неожиданности, а во вторых, невелика ценность. Кузьмич, все равно, коньяк водой разбавлял. Один к трем, кажется.

— Кто вы? — задал я справедливый вопрос. Получился он какой-то испуганный и даже робкий. Но штабс-капитан, прижимая к груди бутылку, доложил четко и без проволочек, предварительно щелкнув каблуками:

— Захвачены-с в плен узкоглазыми на пятьдесят второй год полета. С тех пор-с в плену-с, сударь. Кстати, попрошу любить и жаловать. Члены моей многострадальной команды. Господа…!

Из тени на слабый свет вышли два, определенно, человека. Оба такие же обросшие, как и штабс-капитан Орлов, с такими же местами обгрызенными ногтями. Одежда и прочее также примерно соответствовала. Разница небольшая. У одного, что постарше на голове просто шляпа. А у второго, на груди, веревки бывшего золотого цвета с распустившимися нитками.

— Разрешите представить! — все трое щелкнули каблуками, — Народный самоучка, изобретатель безвоздушной кареты, главный механик и мой первый заместитель господин Кулибин!

Тоже русский. Меня аж гордость за нашу российскую область взяла. Куда не плюнь, то есть не прилети, везде наши.

Господин, названный Кулибиным, подал мне руку, и я ее пожал со всем подобающим уважением. Все ж народный самоучка.

— А это, сударь, — тот, что с золотыми веревками на груди, сделал шаг вперед и дернул головой вниз, — Это поручик Ржевский. Он никто. Сослан с нами по повелению государыни нашей за словоблудие и язык длинный.

— Ясно, — сказал я и сделал головой так же, как и поручик. Чуть язык не прикусил, — Как же вас угораздило? В плен?

Пока я задавал вопрос, штабс-капитан передал бутылку остальным членам команды. Они заставлять себя не стали. Из горла и без закуски. Только шляпой Кулибинской занюхали.

— В плен? — переспросил штабс-капитан Орлов и поскреб под заросшим подбородком, — А как обычно в плен берут? Абордажем. Врасплох нас взяли. За полвека мы всякое чувство опасности потеряли. Чернота ж одна кругом. Летим, значит, летим. Солонину жрем и водой тухлой из перерабатывающего агрегата жажду утоляем. Тут эти. Узкоглазые. Ворвались, руки скрутили и сюда.

— Что ж они, вас и за людей не посчитали? — смахнул я слезу с щеки штабс-капитана.

— Объясняли мы им. По царскому указу, по велению Ее Превосходительства совершаем испытательную поездку. Заплутали слегка. А они только смеются, да пальцами тыкают. Басурмане. И сколько нам здесь сидеть, уже того не ведаем.

— Сволочи, — стиснул я зубы до здорового скрипа.

— Да нет, — замахал бородой штабс-капитан Орлов, — Кормят нас регулярно. Воды вдоволь. Водки, правда, не дают. Да и с некоторыми аспектами проблема. Поручик мой из-за этого совсем с ума сошел. Молчит целыми днями, из угла в угол мечется.

Поручик Ржевский, перестал метаться из угла в угол и вплотную приблизился к прутьям. Он смерил меня внимательно подозрительным взглядом, от которого стало слегка тошно.

— А бутылочку заберите, — сказал штабс-капитан, протягивая мне пустую бутыль, — Нам чужого, сударь, не надо.

— А куда ж я ее дену, — на кой черт мне пустая тара?

Поручик внимательно слушавший наш, с Орловым разговор, открыл, было рот, но его заткнул штабс-капитан.

— Молчите поручик, я вас умоляю. Иначе непременно дуэль заработаете.

Поручик вздохнул, но ничего не сказал.

— Послушайте, любезный! — штабс-капитан прильнул лицом к решетке и поманил меня пальцем. Мол, поближе подвинься, не съем, — Выручите нас. Христом богом просим.

— Денег, что ль, под проценты занять? — это Кузьмич, — Все одно не отдадите. Да и на что они вам?

— Помилуйте, какие деньги, сударь? — штабс-капитан Орлов изобразил на лице полнейшее недоумение, — Нам бы из плена этого рабского выбраться. Совсем невмоготу здесь. Пространство зовет. А то узкоглазые что придумали?! Слышите, сударь?! Единственное окно, сквозь которые мы можем на свет божий взглянуть, на вокзал местный выходит. Прямиком на нашу безвоздушную повозку. Господин Кулибин каждый день плачет, на нее, горемычную, глядючи. Ржавеет, родимая. Некому присмотреть за ней, горемычной.

— Издеваются, — подытожил я, — Так чем помочь могу? Каким образом?

Штабс-капитан повертел головой, проверяя, не подслушивает ли кто. А кому надо нас подслушивать?

— Вы, сударь, или выкупите нас у басурман узкоглазых. Или силой возьмите. Да пытались мы бежать, пытались. Вот вам крест нательный поцелую.

Штабс-капитан вытащил из-за пазухи крест и троекратно поцеловал.

— Года четыре назад мы решетку эту спилили, — я уважительно посмотрел на прутья, которые, по моим представлениям, пилить, не перепилить, — Пустились в бега. Да только поймали нас на вокзале. Били долго, потом в кандалы заковали. Так что, сударь? Не пособите в беде нашей? Аль не русские мы, братья.

Пособить-то можно. Да только идти на прямую конфронтацию с якудзянами не хотелось. Только ведь дружественные мосты наладил. Но оставлять русских людей в позорном рабстве совсем уж не по-человечески. Не говоря уже, что не по-русски совсем. У нас же как повелось? Хоть в лепешку, но своих выручай. Так меня паПА учил, так и совесть моя подсказывала.

— В ноженьках у вас, сударь, валяться станем, — запричитал штабс-капитан, заметив на моем лице бурную работу мысли, — А ну, падайте перед батюшкой нашим, спасителем родимым на колени! — господин Кулибин и поручик, недолго думая, брякнулись на колени и воздели руки ко мне.