Любовь Романова - Жареные сосиски

— Смотри, какая бизнес-вумен, — глаза отчима весело блеснули за очками в стальной оправе, — Ты хоть знаешь, кому принадлежали эти часы? Кронпринцу Австро-Венгерской империи Рудольфу Габсбурскому. Они лежали в его кармане в ту ночь, когда наследник трона покончил с собой вместе с восемнадцатилетней Марией Вечерой.

История двойного самоубийства вызвала в Васькиной душе сладкое томление. Взрослый мужчина и совсем юная девица в охотничьем домике. Он стреляет в нее, а потом кладет на свою кровать, рассыпав по подушке темные волосы. Ах да, была еще роза. Когда слуги ворвались в покои принца, на груди мертвой Марии лежала бордовая роза.

Мир дяди Паши был так плотно заполнен старинными вещами и странными историями, что Васькиной пропасти не осталось в нем места. Собиратель часов и сам был размеренно надежен, словно изделия швейцарских мастеров. И так же точен.

В отличие от Васькиной матери.

Та жила мимо времени. Или вопреки ему. Она могла на две недели уйти в депрессию, лечь на диван и пересмотреть три сезона доктора Хауса. Благо работа позволяла — женщина была риэлтором. Талантливым риэлтором. Комиссия от каждой проданной ею квартиры давала возможность бить баклуши как минимум пару месяцев. Чем Васькина мама не упускала случая воспользоваться. Она переставала заниматься уборкой, готовить еду и интересоваться делами дочери. Василиса жарила яичницу и варила покупные пельмени. По ночам она забивалась с книжкой в гнездо из пахнущего жиром одеяла и засаленных подушек. Ей казалось, что так пропасть не сможет до нее добраться.

Это продолжалось, пока не появился дядя Паша. В его квартире не замечать времени было невозможно. Тиканье часов задавало четкий ритм жизни всех ее обитателей. В одиннадцать лет Васька обнаружила, что обедать надо сразу после школы, а ложиться в постель не позже десяти вечера. Воскресные дни заполнились походами в кино и лыжными прогулками. Несделанные уроки перестали висеть дамокловым мечом над вихрастой головой девочки, и учителя наконец-то начали одобрительно говорить в ее адрес: «Взялась за ум».

Пропасть снова напомнила о себе, когда появился Ромашка. Он подошел к Ваське после уроков. Высокий, в спортивной куртке, совсем взрослый. Подмигнул и предложил подвезти на своем мотоцикле до дома. Васька округлила глаза, представив, какой фурор вызовет среди подружек ее появление за спиной этого парня, и, разумеется, согласилась.

Всю следующую неделю Ромашка ждал девочку у ворот школы. Катал на своем блестящем звере и даже разок сводил в Макдональдс. Он говорил, что влюбился с первого взгляда и не может дождаться, когда ей исполниться шестнадцать. Васька слушала, прикладывала холодные ладошки к пылающим щекам и чувствовала дыхание знакомой пропасти. Или, кажется, уже падала в нее. Ах, это было совсем не страшно! Словно полет Алисы сквозь кроличью нору.

Дядя Паша не смог разделить восторга приемной дочери. Едва он узнал, что вокруг нее вертится двадцатилетний парень, как Васька была посажена под домашний арест. Теперь ее провожал и встречал с уроков водитель отчима. Слезы и уговоры не помогали. Если дядя Паша говорил «нет» своим особым голосом, это означало, что нужно смириться. Но Васька смиряться не хотела.

— Я позвонила Ромашке из школы. Он приехал за мной на большой перемене. Забрал и отвез к себе. Я сказала ему, что мы всегда можем покончить с собой, как Рудольф и Мария. Ромашка согласился, но сначала предложил попробовать поговорить с дядей Пашей, рассказать про нашу любовь и все такое. А еще он пригласил меня на новый год к друзьям на дачу. Дача — это же почти охотничий домик, да?

Лера выругалась сквозь зубы, Родин попытался изобразить на лице понимание.

— Ромашка попросил у меня ключ от нашей квартиры. Ну не на улице же о таких вещах разговаривать. Я ему объяснила, как отключить сигнализацию. Он должен был сегодня прийти к нам домой и ждать отчима. Мама уехала к бабушке в Волгоград, а дядя Паша вернется около одиннадцати — у него на работе Новый год отмечают.

— А ты поехала на дачу с его друзьями? — уточнила Лера.

— Да, — у девочки дрогнул подбородок. — Они оказались такие противные. Совсем не похожи на Ромашку. Один даже под юбку ко мне полез. А еще эти парни говорили о коллекции…

— Твоего отчима?

— Да. Спрашивали меня, какие часы самые дорогие? Они… они…

— Ясно, — Родион почувствовал, что девочка готова снова разрыдаться. — Я тебя понял. Ромашка не собирался разговаривать с отчимом. Так? Парень решил его ограбить. Для этого он с тобой и познакомился.

Васька согласно шмыгнула носом. Живущая в ней романтическая дурочка все еще не желала верить отвратительной правде.

— Только с чего ты решила, что он хочет его убить?

— Разговор слышала. На заправке. Карп, друг Ромашки, говорил второму, что нужно идти ва-банк. Говорил, такого шанса больше не будет… Надо брать все… А потом мочить старика и девчонку, то есть дядю Пашу и меня… Мы милицию на них наведем… Они думали, я в туалете, а я за машиной стояла…

— Ты поэтому сбежала?

— Да. Когда мы в пробку попали. Открыла дверь и выпрыгнула из машины. Карп гнался за мной, а потом отстал, — Васька громко икнула. — А дайте мне телефон. Дядю Пашу предупредить. Ну, пожалуйся, а? Мой разрядился.

Щерба с Лерой переглянулись.

— Ты разве не знаешь? — Родион с сочувствием смотрел на несчастного ребенка, обманутого взрослым отморозком. — Здесь нет связи.

— Ни у кого?

— Ни у кого.

— Тогда я должна бежать! Мы ведь недалеко уехали. До проспекта Сталеваров километра два. Правда? Там я мотор поймаю. У меня есть сто рублей. Этого хватит, чтобы до дома добраться.

Проспект Сталеваров, сто рублей на мотор — девочка попала сюда из какого угодно города, только не из Москвы. Щерба попытался говорить мягко.

— Василиса, ты знаешь, сколько сейчас время?

— Конечно! Я постоянно на часы смотрела. Почти десять. Еще можно успеть…

— Сейчас три часа ночи.

— Нет! — девочка неловко улыбнулась, словно Родион неудачно пошутил, — Без пятнадцати десять! Вот.

Она сунула Щербе под нос тонкое запястье, перехваченное ремешком часов. Короткая стрелка на циферблате с золотым ободком мелено ползла к десяти.

— Елки зеленые! Этого не может…

— Может, — женщина уставилась на Щербу с таким видом, как будто только что открыла в себе способность видеть предметы насквозь. — У нее время идет по-другому. Наверное, потому, что она бежит против потока. Из будущего в прошлое.

— Отличная версия! Сценаристы «Полтергейста» будут плакать от зависти. Предлагаю вариант попроще. Она попала сюда из другого часового пояса.