Терри Брукс - Крюк

Этот человек стоял на том месте, где должен был быть его отец, и снимал все на пленку.

Джек буквально оцепенел. Он встал напротив подающего, поднял биту и застыл, проделывая все эти движения совершенно машинально. Он чувствовал, что сзади него, согнувшись, стоит принимающий. Он увидел, как подающий наклонился, как следует размахнулся и ударил по мячу. Великолепный, сильный удар. Казалось, мяч никогда не опустится на землю, а так и будет лететь. Джек ударил по нему без всякой надежды на успех.

— Третий пропущенный мяч! — закричал полевой судья.

Команда гостей заревела в экстазе, а его родная — в порыве негодования. С минуту он не мог двигаться. Затем механически, уныло, пытаясь побороть слезы, наворачивающиеся ему на глаза, Джек положил биту и зашагал к скамейке.

Солнце клонилось к западу. Предвечерний холодок обдавал лицо Питера, когда он вышел из нагретого нутра своего БМВ с перекинутым через руку плащом и хлопающим на боку телефоном и поспешил к спортплощадке. Его глаза поднялись на табло: 9-я подача, местные — 8, гости — 9. Поторапливаясь и чувствуя себя тяжелее, медлительнее и старше, чем всегда, он думал, что еще есть время. Надо все-таки заняться зарядкой на улице.

Он обогнул места для зрителей и остановился, как вкопанный.

Трибуны были пусты. Спортплощадка тоже как вымерла. Даже «базы» были убраны. Все, что осталось, — это беспризорные фантики от конфет, да брошенные на землю одноразовые стаканчики. Питер помедлил, чтобы восстановить дыхание и успокоиться. Он снова посмотрел не табло и покачал головой.

«Джеки…»

Он чувствовал себя одураченным, и ему было стыдно.

Наконец, он повернулся и пошел к своей машине, в первый раз вдруг осознав, какая здесь стоит тишина.

Он был почти у цели, когда его телефон зазвонил. Он вытащил его и включил.

— О, привет, Брэд, — поприветствовал он своего собеседника точно деревянный. — Да, я рад, что ты позвонил.

В Англию

Мощный гул моторов Боинга-747 был ничто по сравнению с нескончаемым криком младенца, сидевшего чуть поодаль. Питер машинально слушал и то, и другое, а мысли его в это время были целиком сконцентрированы на светящемся экране лэп-топа[1], стоявшего перед ним. На нем большими буквами было напечатано:

БАБУШКА УЭНДИ НАЗЫВАЕТ МЕНЯ СВОИМ ЛЮБИМЫМ СИРОТКОЙ. Я НЕ ЗНАЮ, ПОЧЕМУ.

Питер смотрел на слова на дисплее, стараясь понять их тайный смысл. Это было загадкой с далеких времен, с того давнего, потерянного прошлого, которого он уже не мог восстановить в своей памяти. Бабушка Уэнди… Уэнди Дарлинг… Его бабушка…

И чего эти слова прилипли к нему? И почему они все время вертятся в голове, как намек на то, что он должен знать и не знает?

Он осторожно нажал на клавишу «стереть». Светящийся курсор побежал назад через весь экран, заглатывая буквы этой загадки. Одна за другой они исчезали, пока, наконец, на пустом экране не осталось ни одной.

Семьсот сорок седьмой попал в воздушную яму, отчего лэп-топ пополз по коленям вниз, прямо под борт пиджака. Питер, как сумасшедший, вцепился в поручни кресла и попытался коленями сдвинуть компьютер обратно на свое место. Качка продолжалась. Сильные, непрекращающиеся толчки заставляли его чувствовать себя словно на санях, катящихся вниз по накатанному склону.

Мэгги сидела рядом с ним, ближе к иллюминатору. Она взглянула на него и сказала: «Хочу, чтоб еще больше качало».

Питер ответил строго: «Последний толчок был чересчур сильным для папы».

«А ты представь себе, что это — большой трясущийся автобус, и тебе не будет страшно», — улыбнулась она.

Питер очень сомневался в этом и мрачно думал, что лучше бы он был теперь где-нибудь в другом месте. Он ненавидел самолеты. Он терпеть не мог летать. И вообще он терпеть не мог все, что имело отношение к высоте. Он любил землю — хорошую, старую, твердую terra firma. Если бы человек был создан для того, чтобы летать, у него были бы…

Мэгги слегка подтолкнула его, и он посмотрел на нее всепрощающим взглядом. Голубые глаза его дочери отразили его взгляд. Ее руки и личико были испачканы «Мэджик Маркером»[2]. Перед ней лежал лист бумаги, который превратился в беспорядочную коллекцию цветастых линий, завитков и пятен.

Она взяла рисунок и протянула ему. «Это — карта моих мозгов, — объяснила она. — Так что я не запутаюсь в своих мыслях. Видишь? Это — наш дом в Сан-Франциско, в Калифорнии. А тут дом нашей прабабушки Уэнди в Лондоне, в Англии. А это — сиротский приют, который назовут в честь бабушки».

Питер оторвал одну руку от подлокотника ровно настолько, чтобы взять у Мэгги рисунок. Он сделал вид, что изучает его, все время ощущая, как самолет трясется под ним. Следующий сильный толчок заставил лэп-топ съехать по его ногам прямо на пол. Уронив рисунок Мэгги, он опять схватился за подлокотник.

«Папа, смотри, что Джек нарисовал», — продолжала настаивать Мэгги, суя ему в руки другой рисунок.

Питер нехотя принял его. На рисунке был изображен упавший на землю самолет, весь объятый пламенем. Мойра, Джек и Мэгги летели с парашютами, а Питер просто падал вместе с ними.

«А где мой парашют?» — воскликнул Питер.

Он обернулся и посмотрел поверх спинки кресла на то место, где сидели Мойра и Джек. Мойра изучала оборотную сторону бейсбольной карточки. Джек наблюдал за ней, прикрывая рукой большую кучу бейсбольных карточек, которые лежали перед ним на небольшом столике. Если бы он заметил, что отец смотрит на него, он бы был недоволен.

«О-кей, мам, спроси меня еще что-нибудь», — сказал он.

Мойра еще минутку изучала карточку, которую держала в руках, и сказала: «Назови мне чемпиона по подачам Американской Лиги 1985 года».

«Это просто. Уэйд Боггс. Наверное, он — третий бейсболист всех времен. Знаешь почему? Потому что он в течение семи сезонов был победителем и у него была третья по высоте подача. Ты видела когда-нибудь, как он играет, мама?»

Мойра покачала головой, глядя на Питера. «Нет, никогда — ответила она. — Но я держу пари, что твой папа видел его. Спроси его об Уэйде Боггсе».

Казалось, Джек с минуту размышлял над этим предложением, задумчиво уставившись своими темными глазами на карточки, а потом сказал: «Спроси меня еще что-нибудь».

Мойра была явно разочарована таким ответом. Она поправила свои каштановые волосы и отдала карточку Джеку, сказав: «Погоди минутку».

Джек молча, не глядя, взял карточку и начал рассматривать остальные с нарочитым интересом.

Качка поутихла, и сигнал «ПРИСТЕГНИТЕ РЕМНИ» отключился. Мойра поднялась, расправила одежду, шагнула в проход между креслами и села рядом с Питером. В ее зеленых глазах чувствовалось напряжение. «Питер…» — сказала она.