Kagami - Дети Зазеркалья

Я припарковал машину напротив сувенирного магазинчика. Аборигенам это не понравится, но продавщица, выглянув, узнала меня и помахала рукой. Кажется, ее звали Тильда. Я улыбнулся, помахал в ответ и успокоился на счет своего авто. Если что, даст знать недовольным, что машина сотрудника музея. Едва ли до нее уже дошло, что я здесь больше не работаю.

Подниматься пришлось против течения. Толпы туристов, уже успевших приобщиться к историческому наследию, двигались мне навстречу. Подниматься они предпочитают на фуникулере, а обратно можно и ножками. Это только я из принципа всегда ходил на работу пешком. Преодолев подъем, я рысцой пробежал по тоннелю и остановился у кассы.

— Привет, Рут!

— Макс! Бродяга! Ты вернулся!

Я перегнулся через прилавок и чмокнул ее в щеку. Потом протянул купюру.

— Что это? — недоуменно спросила Рут.

— Я беру билет, красавица. Я больше здесь не работаю.

— Что, совсем?!

— Совсем, Рут, совсем.

— Но приходить-то будешь? — надула губки девушка.

— А ты как думаешь? — я засмеялся. — Я еще дома не был, как приехал. Сразу — сюда.

— Без тебя будет уже не так интересно, — вздохнула Рут.

— Здесь всегда будет интересно. И таинственно. И сказочно, — я постепенно перешел на шепеот и совсем уже зловеще спросил: — Кстати, ты познакомилась с драконом, пока меня не было?

— Он без тебя никому не показывается на глаза, ты сам говорил, — хихикнула кассирша.

Говорил. Я еще много чего говорил. Например, что, рискуя вызвать ревность Фридриха V, пригласил на танец его любимую жену, Елизавету Стюарт, на балу по случаю ее дня рождения. Что, как истинный бурша, напился в стельку вмести с Поркино, вопреки приказу курфюрста откупорив новенькую бочку. Что лично доставил из Британии чертежи знаменитого театра "Глобус", чтобы его повторили в восточной, Английской, башне. И все это было правдой. Ну, кроме дракона, конечно. Его я придумал. Хотя, мне всегда казалось, что где-то в глубине горы Кёнигштуль, поз Замком, должно быть его логово. Конечно, мне никто не верил. Да я и не пытался никому доказывать, что все это происходило со мной на самом деле. Но каждый раз, когда я приходил сюда, наступал момент, и мое сознание как бы раздваивалось. Я находился одновременно в прошлом и настоящем, переживая события минувших дней, как реальность.

Самое интересное, что некоторым из этих событий мне удалось найти документальные подтверждения, чем снискать себе славу талантливого историка. Мои странные прозрения о прошлом помогали мне определить верное направление поисков. И хотя потом я вовсю использовал эти навыки на практических занятиях и раскопках, началось все здесь, в Хайдельбергском Замке, в то лето, когда я, едва став студентом, напросился сюда на работу. Брать меня не хотели. Многие студенты-историки мечтали подработать гидами в сезон. Наверное, я добил администрацию своей настырностью. За директором пришлось ходить хвостом, рассказывая ему малоизвестные факты из истории этого места. Но и это не помогло. Победным штрихом оказалось мое свободное владение русским.

В периоды занятий не было и дня, чтобы я не поднимался сюда хотя бы на пару часов. А уезжая из Хайдельберга, я скучал по Замку больше всего. И вот теперь, после долгих восьми лет преданного служения этим руинам, я должен был покупать билет. Мне стало грустно. Но я не хотел, чтобы Рут это заметила, поэтому быстро распрощался с ней и пошел дальше.

Я не прошел под аркой во двор. Не сегодня. Я еще поговорю с замком обстоятельно, посмотрю, что нового-старого он хочет мне показать. Сегодня мне нужно просто поприветствовать свой город. Я свернул на широкий балкон и облокотился на парапет. Здравствуй! Хайдельберг открывался с обрыва, словно выписанный тушью в мельчайших деталях. Остроконечные башенки и крутые скаты красных, черных и медно-зеленых крыш кокетливо выглядывали из яркой июньской зелени деревьев на склоне Кенегштуль. Громада церкви Святого духа даже отсюда выглядела мрачной, и лишь вычурная колокольня, казалось, тянется к синему небу. Белые башни Неккатора словно подрагивали то ли от зноя то ли от бликов речной воды, но мой взгляд, как всегда больше привлекал не Старый мост, а веселые бурунчики переката под Мостом через плотину.

До своего поступления в Университет, я бывал в Хайдельберге всего однажды, в не очень сознательном возрасте. Мне было тогда года три, и привозила меня сюда бабушка. А потом как-то так глупо сложилось, что родители ни разу не свозили нас с сестрой сюда на экскурсию, хотя не редко таскали на выходные не только по Германии, но и по всей Европе. Была правда еще школьная экскурсия, но я тогда болел ангиной и на нее не поехал. И, тем не менее, я, не задумываясь, выбрал из всех университетов Германии именно Хайдельбергский. Моя память хранила смутные образы детских впечатлений — светлых, восторженных и волшебных. Вообще детская память — очень избирательная штука. Все связанное с бабушкой я помнил прекрасно, хоть она и умерла, когда мне было чуть больше четырех лет. Может, я и не мог бы вспомнить ее лица, но ощущение, что она была очень молодой и красивой, совсем не похожей на бабушку, а, скорее, на сказочную фею, осталось со мной навсегда. Если быть совсем уж честным, о драконе, живущем под замком, мне рассказала тоже она. Вообще она была мастерица придумывать всяких сказочных персонажей. А еще она рисовала их, и от этого они становились совсем реальными. И хотя к моменту поступления я лет пятнадцать не был в Хайдельберге, я знал, что отправляюсь учиться в город, в котором живет сказка.

И сейчас я наслаждался встречей с этой своей сказкой. Но вот, повернув голову направо, я все же загляделся на смотровую башенку, и замок тут же ворвался в мои мысли. Эй, постой! Я не хочу сегодня путешествовать во времени! Да, мы еще поиграем с тобой в эти живые картинки, но не сейчас. Ощущение тут же отступило, оставив легкий привкус разочарования. Я все же послал мысленный привет статуям курфюрстов на внутреннем фасаде корпуса Фридриха. С некоторыми из них мне довелось познакомиться лично. Потом, отвернувшись от замка, я стал снова смотреть на город.

Не знаю, час или два я простоял, попирая широкие плиты балкона, приветствуя каждое знакомое здание, каждую башенку. Наконец, перехваченные еще на франкфуртском вокзале кофе и булочки изжили себя полностью, и я почувствовал, что пора уходить.

Дома, разумеется, меня ждал пустой холодильник, но я не стал заходить в ресторан, а, как человек хозяйственный, проехал до ближайшего супермаркета и загрузил багажник пакетами с продуктами. Пакетов получилось много. Наверное, я все же был очень голоден, раз не смог вовремя остановиться. Когда, припарковав машину, я достал первую пару сумок, то к своему удивлению обнаружил сверху в одной из них шоколад. И не одну плитку, а несколько разных, да еще коробку с пралине и упаковку шоколадного мороженого. Я засмеялся. Я не помнил, как бросал в тележку все эти сладости и как за них расплачивался. Но такое уже бывало. Судя по всему, следовало ждать в гости Гретхен. Потрясающая способность моей сестрицы передавать мне свое настроение и желания вошла в нашей семье в легенду. Вот только все равно вкусностей получалось многовато. Неужели она опять притащит ко мне знакомиться кого-то из своих подружек на выданье?! О, нет! Только не это! Я потряс еще один пакет, услышал вожделенный звон пивных бутылок и расслабился. Ни одна потенциальная невеста не одобрит небритого субъекта с пивной бутылкой у рта. Тут я вспомнил про заляпанные краской (два месяца назад белил кухню) майку и обрезанные джинсы, которые валялись на дне шкафа, и злорадно усмехнулся. Пусть приводит! Я, конечно, парень видный, но изобразить из себя личность вполне отталкивающую смогу запросто. Хотя, побриться хотелось. Самому было противно видеть собственной отражение. Моя реденькая бороденка отнюдь не выглядела импозантно. Вообще проклятущая генетика наградила меня несколько более нежной внешностью, чем хотелось бы нормальному мужику. В детстве меня часто принимали за девочку, а когда вырос — за гея. Поскольку никакой склонности к однополой любви я за собой не замечал, пришлось заняться бодибилдингом и боевыми искусствами. Будучи человеком склонным более к созерцанию и исследованию, я страшно злился на то, что эти занятия отнимали слишком много моего времени, но душевное равновесие было все-таки дороже.