Светлана Фортунская - Анна, королева. Книга 1: Дочь князя
— Сейчас я не могу ничего определенно сказать, — заявила она наконец. — Нужно было раньше меня позвать, а так слишком много времени прошло. Какой-то отголосок чувствуется, но слабый. А может, я этот отголосок чувствую, потому что ты, Ефимия, меня убедила. Я, видите ли, легко поддаюсь внушению.
Она вздохнула, посмотрела на Дамяна, потом на Ефимию, и снова перевела взгляд на Дамяна.
— А если ей и вправду было пророчество, так упадок сил — вполне обычная реакция. Поэтому ей нужно что-нибудь подкрепляющее, куриный бульон, например, или вино с молоком и медом. Или…
— Спать хочу, — сказала Ефимия, отворачиваясь к стенке. Ей надоела вся эта возня вокруг. — Идите все.
— Ты, Дамян, иди, — сказала Татьяна, горестно вздохнув. — Поздно уже. А я с ней посижу. Может, ей что нужно будет…
— И ты иди, — Ефимия заворочалась в постели, умащиваясь поудобнее. — Если что, я Наталию кликну.
— Наталии пока что нету дома, — Татьяна снова вздохнула, как будто факт отсутствия соседки Ефимии наполнил ее душу печалью. — Я подожду ее прихода.
— Ну, ладно, — отозвался Дамян нехотя. — Но, если что, зовите.
Он ушел, попрощавшись. Татьяна, вздыхая, прислушивалась к его шагам.
— Хороший он парень, — сказала она, когда звук шагов Дамяна стих. — Повезло тебе.
Ефимия промолчала. Она не считала, что ей с Дамяном так уж повезло. Кроме того, она не расположена была к разговорам. У старости, как и у болезни, есть свои преимущества: можно вести себя невежливо, можно делать вид, что не слышишь или не понимаешь элементарных вещей, и тебя не сочтут грубой.
— Только не спи пока, Ефимия, дело есть, — продолжала Татьяна. — Я при Дамяне не хотела говорить. Не спишь?
Ефимия развернулась к Татьяне лицом.
— Ну? — сердито спросила она. — Учить меня будешь чему? Как лучше предсказывать?
— Этому не учат, — Татьяна снова вздохнула. — Это или приходит, или не приходит, как само хочет. Там просто один человек хочет тебя видеть.
Ефимия от неожиданности села.
Пятьдесят лет назад она схоронила своего последнего мужа, и с тех пор жила одиноко, ни с кем особо не сближаясь. Все мало-мальски знакомые Ефимии и соседи остались в далекой северной Серебрянке, и вряд ли кто выбрался в столицу, да еще и явился навестить ее, Ефимию, да еще и ночью. Подруги ее юности, ее родственники — все умерли давным-давно, потомков у нее не было. Был, правда, правнучатый племянник, но уж он-то никогда не захотел бы видеть Ефимию ни в каком качестве, потому что правнучатым Ефимии племянником, правнуком ее младшей сестры был преподобный Астафий, глава бичующей церкви Межгорья и яростный ненавистник колдовства.
— Кто? — хрипло спросила она. Мелькнула мысль о горянке и ее родственнице, Хильде; может быть, женщине захотелось узнать о колдуньях побольше? Но эту мысль Ефимия отмела, как неправдоподобную.
— Молодой такой, не старше Дамяна, — ответила Татьяна. — Красивый. Он в сумерках перелез через забор квартала со стороны нашего огорода. Себя не назвал. Сказал, что у него дело есть к старой Ефимии. Что он ездил в Серебрянку, чтобы увидеться с тобой, но тебя уже увезли…
— А сейчас он где?
— Сидит у меня дома. Я его в чулан запрятала, чтобы на него Степан ненароком не наткнулся, — безмятежно отозвалась Татьяна.
Степан был монах, приставленный к Татьяне.
— Так привести?
Ефимия кивнула.
11.Пока Татьяна бегала за гостем, Ефимия встала, оделась, заварила свежего чаю. Усталость прошла, Ефимия чувствовала небывалый вот уже много лет подъем сил. И снова, как давеча, внутри живота полз холодок подступающего предсказания, подбирался к сердцу, а потом выше, к горлу. Лицо юноши из свиты королевичей снова встало перед глазами, заслоняя привычные предметы — печь, кушетку, небрежно застеленную, старое продавленное кресло, стол, зеленый чайник, глиняные кружки…
И совсем Ефимия не удивилась, когда, запыхавшаяся и раскрасневшаяся от мороза, и очень похорошевшая Татьяна ввела в комнатушку того самого юношу и торжественно объявила:
— Вот он!..
И предсказание прорвалось.
— Всегда второй, — сказала Ефимия не своим, а глубоким и грудным, молодым голосом. — Всегда в тени. Но всегда рядом. Слишком поздно оцененная преданность, слишком поздно услышанное сердце. Она полюбит тебя, но только после твоей смерти.
— Кто? — испуганно спросил юноша.
— Королева, — ответила Ефимия и села на пол. Предсказание отпустило, а в животе словно бы разгорелся пожар.
— Какая королева? — спросил юноша, слегка заикаясь. — Мариам?
— Не знаю, — пропыхтела Ефимия, — ушло уже предсказание… Да помогите же мне встать!
Татьяна, глаза которой округлились, а с лица исчезло кислое выражение, бросилась к Ефимии. Но парень оказался проворнее. Он не поднял — он сгреб Ефимию в охапку и осторожно усадил в кресло. В его серых глазах стоял испуг.
— Не надо было тебе этого слышать, — с тоской и досадой сказала Ефимия. — Что толку от этих ваших предсказаний, только людей пугают…
Татьяна закивала, и углы ее губ опустились, вернув кислое выражение лицу.
— Ну, убедилась? — проворчала Ефимия. — Веришь теперь, что днем то же было?
Татьяна молча кивнула. Глаза ее, все еще округлившиеся, смотрели на Ефимию с восторгом и некоторой боязнью.
Юноша кашлянул.
— Я это… я не вовремя, наверное… Но мне надо бы переговорить с тетушкой Ефимией… И наедине, если можно.
— А если нельзя? — ворчливо осведомилась Ефимия. Она все еще досадовала на себя, и на предсказание, и даже на Татьяну.
— Тогда я уйду, не поговорив, — сказал юноша. — Ты не обижайся только, девушка, но мне было строго велено… — повернулся он к Татьяне. Ефимия теперь лишь рассмотрела его как следует, прежде она видела одно лицо, теперь в глаза ей бросились и высокий рост, и широкий разворот плеч, и сильные красивые руки, и внутреннюю собранность при внешней расслабленности, какой отличаются кошки и воины.
— Я тебя на крыльце подожду, провожу потом. Чтоб монахи не заметили, — сказала Татьяна, бросив на юношу косой взгляд и закрасневшись, и от того хорошея.
— Иди домой, — велела Ефимия. — Монахи спят уж давно, третий сон видят. А на улице мороз.
Кокетливо дернув плечиком — и откуда что взялось в этой тощей некрасивой девице! — Татьяна снова искоса взглянула на юношу и убежала.
— Вертихвостка! — пробурчала Ефимия беззлобно.
12.— Меня зовут Балк, я сотник королевича Марка, — сказал юноша, когда остался с Ефимией наедине.
— Да погоди, сядь, дай отдышаться! Чаю вот тебе налью, — махнула Ефимия левой рукой, правой пытаясь поднять чайник. Тяжелый чайник не поднимался.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});