Константин Сергиевский - Цена могущества

Дойдя до крайней степени отчаяния, я наконец пришёл к моему мучителю. Мне удалось достаточно держать себя в руках, чтобы голос мой звучал твёрдо.

‑ С меня достаточно, ‑ сказал я. — Прекрати это.

‑ Что — это? — спокойно спросил он, даже не повернувшись в мою сторону.

‑ Это безумие. Отмени моё желание.

По-прежнему стоя спиной ко мне, он слегка пожал плечами.

— Надо быть осторожным в своих желаниях, особенно если они подкреплены магической силой, — произнёс он.

— Я всё понял. Я хочу отменить своё желание.

‑ Ты знаешь, каким образом его отменить.

‑ Я больше не в силах терпеть их присутствие. Ни несколько лет, ни несколько минут. Я сделал ошибку, признаю. Исправь её за меня.

Колдун неторопливо повернулся ко мне и уставился своим немигающим мёртвым взглядом.

‑ Хватит, ‑ повторил я, ‑ достаточно. Я усвоил урок. Я понял, что легко мне от тебя не избавиться. Понял, что бессмысленно пытаться вернуть то, что ты у меня отобрал. Сделай всё, как было. Верни покой моим родным.

‑ Ты должен учиться, чтобы суметь меня уничтожить, — сказал колдун. — И я научу тебя, как это сделать.

Я решительно кивнул в ответ.

‑ Я тебя ненавижу, ‑ сказал я. ‑ Я буду учиться.

Колдун махнул рукой и вновь повернулся к своим склянкам и ретортам. Когда я вернулся в зал, там никого уже не было.

На следующий день утром я пришел к нему в келью. Он приветственно кивнул мне, ничуть не удивлённый, жестом указал на массивный стул с высокой спинкой. Поставил передо мной массивный бронзовый подсвечник с четырьмя свечами чёрного воска. Произнося какое‑то непривычное моему уху слово на неизвестном языке, он поочерёдно зажёг три свечи.

‑ Повторяй! — приказал он. Наверное, после сотой попытки, когда у меня уже еле двигалась челюсть и онемел язык, фитиль четвёртой свечи задымился и тут же заплясал ровным синим огоньком. Так началось моё обучение волшебству.

Должен сказать, что моё самое жгучие желание — люто отомстить колдуну за всё, что он сделал — впервые приобрело смысл и надежду на воплощение. Поэтому за учёбу я взялся со всей имевшейся у меня силой и страстью.

Уроки не были однообразны — мы изучали новые заклинания, он объяснял, как находить и концентрировать силу. Я вслух читал тексты книг, содержание которых было мне не всегда понятно, и порой казалось, не имело прямого отношения к магии.

Я уже говорил, что полным неучем я не был. Я мог бегло читать — и по латыни тоже. Искусству чтения мама обучила меня сама. По вечерам она часто просила меня почитать вслух. Порой, во время уроков, эти воспоминания вдруг отчётливо вставали перед моими глазами. Наш тронный зал, освещённый пламенем камина и светом восковых свечей. Мама, сидящая в своём любимом кресле возле окна, в её руках вышивка — давняя многолетняя привычка. Я устроился на ковре подле её ног, на коленях — большая книга в тяжёлом переплёте. Рядом пристроилась сестрёнка, тихо и задумчиво глядящая на страницы мимо моего плеча, заворожённая читаемым мною рассказом… В такие моменты строчки рун внезапно начинали расплываться в моих глазах, большая прозрачная капля с глухим стуком падала на тёмный пергамент. Рыдания перехватывали горло, несколько мгновений я старался сдержать слёзы, не желая, чтобы колдун видел мою слабость… и ничего не мог с собой поделать. В такие минуты колдун замолкал. Он не ругал, но и не утешал меня — просто сидел и ждал, когда я успокоюсь. Затем урок продолжался.

Должен признать — он был хорошим учителем. Он никогда не давал мне за один раз больше знаний, чем я мог воспринять. Был терпелив, если мне не удавалось какое-либо заклинание. Никогда меня не ругал и не наказывал, если у меня что-то не получалось. Всегда замечал, когда я уставал, или только начинал уставать — и тогда приостанавливал урок и начинал рассказывать. А рассказчиком он был великолепным.

Я почти полюбил эти минуты — отложив реторту с очередным колдовским зельем или книгу в кожаным переплёте, Учитель начинал свой рассказ. Он говорил о дальних странах, в которых побывал, о странных обычаях населявших их народов. О величественных заброшенных храмах ныне забытых богов, в которые он проникал, собирая по крупинкам магические знания, утерянные ныне людьми. О забытых уже великих битвах древних времён, — в иных он и сам участвовал — иногда боевым магом, а порой и простым целителем. О великих правителях древних империй — одних он хвалил за мудрость и справедливость, других укорял за излишнюю жестокость к врагам и собственным подданным. В такие минуты я забывал, что передо мной — чудовище, нежить, уничтожившая мой род. На недолгие минуты он становился тем, кем отчасти и был — мудрым наставником способного, но не слишком прилежного ученика.

‑ Почему, ‑ не удержавшись, спросил я его однажды, ‑ почему ты не мог прийти ко мне как… как человек? Войти в нашу семью — и мы бы с радостью приняли тебя! Стать для меня другом, Учителем, Наставником — как Ааз для Скива или как Мэрлин для Артура? Наверное, я бы смог тебя любить и уважать. Зачем надо было… всё это?!

‑ А чего ты ждал — откликнулся он с лёгким удивлением. — Вместо моего чёрного плаща — синий балахон с серебряными звёздами? Голуби из правого рукава, пушистый кролик — из левого, и куча мыльных пузырей в придачу? Я не балаганный фокусник, я — тёмный маг, некромант. Боги предназначили мне вырастить из тебя великого мага. Я просто позаботился о том, чтобы нам в этом ничто не мешало.

‑ Чтобы ничто не мешало… ‑ повторил я почти шепотом.

— Ну да, — невозмутимо откликнулся он. — Посуди сам. Твоя мать — ведь у неё был Дар, хоть и слабый — сразу бы распознала во мне некроманта. Ваш священник тут же потребовал бы сжечь меня на костре. А ты говоришь — «с радостью бы приняли». Допустим, что произошло чудо, и мне разрешили бы стать твоим учителем. Что было бы потом? Эти болваны, твои старшие братья, постоянно посмеивались бы над тем, что ты проводишь время за книгами, а не тратишь его на всякие глупые развлечения, вроде охоты или турниров. А сестра обижалась бы на то, что ты не играешь с ней как раньше. Поверь мне, я очень хорошо знаю, как всё это происходило бы.

Я уже приоткрыл рот, чтобы возразить, но он прервал мои невысказанные слова движением ладони:

‑ У каждого свой путь к могуществу, мальчик. Каждый должен заплатить за него свою цену. Твой путь — таков, и твоя цена — такая. Решаю не я, всё в руках богов.

Пауза вслед затем затянулась, и я уже не ждал продолжения. Учитель неподвижно сидел в своём кресле, низко опустив накрытую капюшоном голову. Наконец, когда я уже и перестал ждать ответа он вновь заговорил, и голос его был тих и печален.