Наталья Колпакова - Бегущие по мирам

Во второй поход снаряжалась, как шпион в стан врага. Перенервничала жутко! На сей раз кочующего цирка не было. Было открытое поле, громадное одинокое дерево в паре шагов от городского тракта. И как раз базарный день. На базаре она поспешно сбыла с рук товар – упаковку одноразовых лезвий, пластмассовую зажигалку и, главное, пакетик хмели-сунели. И как сбыла! Алёна не представляла себе доходность торговли кокаином, но подозревала, что она несколько ниже. Тревога так и не улеглась, коммерсантка рванула обратно при первой же возможности, не в силах унять дрожь, от которой постукивали зубы и погромыхивали многочисленные фенечки. Однако ничего ужасного не случилось. Постепенно она пообвыклась и осмелела – не слишком, а в самый раз, чтобы визиты доставляли удовольствие и пробуждали интерес. Стала совершать вылазки дальше сельского базара, в столичный город с пригородами. Добралась даже до садов, в темной зелени которых прятались, как крупные рыбы в морской глубине, дворец и прочие официальные постройки...

Глава 3

Бунт вещей и кое-что похуже

– Эй, деревенщина, спать сюда пришла? Почем вещь отдаешь?

Алёна встрепенулась. На нее взирала сверху вниз тетка в три обхвата, туго обтянутая недурной тонкорунной вакуной. Вакуна – одеяние новомодное, не больше полувека ему, двуслойное и, по замыслу авторши – вечно беременной фаворитки тогдашнего короля, – свободное. Но откормленная на славу владелица, купчиха из низов, ухитрилась превратить стильную складчатую новинку в платье-футляр. Бабища шумно вздохнула, отчаявшись добиться толку от тупой горянки, и бесцеремонно ухватила заинтересовавшую ее вещь. Увесистая шкатулка-сундучок резного дерева со стальными обкладками казалась игрушечной в ее крестьянских лапищах. Алёна виновато заулыбалась, мелко закланялась и назвала цену. Покупательница выкатила глаза с риском уронить их в лужу. И пошла торговля. Купчиха показала себя истым профессионалом в своем деле, гремела на весь рынок. Что-де за понятия такие у «овечьих подчищал» (так дразнили горожане горцев-пастухов), будто в городе народ деньгами... ну, это самое, в туалет ходит. И держать-то она в шкатулке этой собирается не золотые кругляши, а скудное вдовье свое имущество – зарукавье свадебное да венец гробовой. И много всего прочего в том же духе. Но и Алена не первый день сидела под рыночным навесом. Пела свое, не забывая про горский говор и самоуничижительные обороты. Уступила сколько положено, ни медяшкой больше. И купчиха сдалась, махнула рукой, с душераздирающим вздохом полезла за деньгами куда-то под бюст.

В этот момент гармония была грубо нарушена.

– Ах вот ты где, мерзавка! Хозяйка, гляньте, это ж она, паскуда такая!

Алёна вскинула голову навстречу нежданным неприятностям. Пышная девка в чепце прислуги буром ввинчивалась в толпу, расчищая путь «хозяйке» – гильдейской жене с полудетским еще личиком и обозначившимся животиком. Та выглянула из-за плеча заступницы и, испуганно охнув, округлила глаза. Радостью узнавания тут и не пахло. Молодуха в чепце уже нависла над Алёной, потеснив покупательницу почти столь же исключительным бюстом. Вообще, фигуры здесь водились впечатляющие. Местные красотки не знали страшного слова «диета», целлюлит холили и умащали благовониями, почитая одним из признаков созревшей женственности, да и вообще относились к дарам природы с благодарностью. Подобные дынно-арбузные прелести в таком количестве Алёне доводилось наблюдать разве что на пляжах восточного берега Крыма. Ой, да что с ней сегодня творится! Витает в эмпиреях, а ее, того и гляди, начнут мордовать! Она вскочила, встряхнулась, как мокрая собака, нарвавшаяся на чужую стаю.

– Проблемы?

– У тебя. Прям щас начнутся, – пообещала находчивая девица, нисколько не смутившись неуставным Алёниным обращением.

– Ну ты, девка неумытая, – надменно пробасила купчиха, отталкивая прислугу движением плеча. – Чего напираешь? Не видишь, здесь люди приличные покупают.

Та взвилась, разворачиваясь всем корпусом к новой обидчице. Юная хозяйка робко подала голос:

– Мы у вас утюг брали. Только вы тогда вроде городская были...

Тут загорланили все разом:

– Ой, мама родная! Приличная, скажете тоже! Небось за свиньями ходила...

– Так вот, а он речь людскую понимать перестал...

– Ах ты, дрянь! Да я тебя...

– И убегает все время...

– Щас сама тебе... Да, под лавками прячется, прям сладу нет!

Хозяйка стиснула перед собой кулачки, повысила голос, силясь перекричать шум скандала:

– И кипятком плюется. Даже в кошку. Так больно!

По отрывочным выкрикам Алёна разобрала суть претензии – и обалдела. Выходило, что один из утюгов, которыми она с большим успехом приторговывала на здешних базарах, вдруг взбесился. Небывальщина какая-то. До сих пор утюги отличались отменным послушанием и даже некоторой робостью. Функцию свою, в отличие от многих других предметов Алёниного экспорта, сохраняли – как и положено, гладили ткань, даже пароувлажнитель работал. Только питались, понятное дело, не электричеством, а магией, подзаряжаясь ясными ночами от лунного света. Ну что речь не понимает, это она, может, сама сплоховала. До сих пор везла только продукцию отечественного производителя, а в последний раз, помнится, китайский толканула. Впрочем, давно пристроенный в хороший дом китайский же радиоприемник исправно транслировал речи спикеров местной колдовской думы – Двенадцати и Тринадцатого, – разве что изредка пытаясь переводить их на родной язык, от чего излечивался простенькой трехбуквенной мантрой.

– Воду свежую наливали? – нахмурилась Алёна.

– Свежую, колодезную, свежее не бывает, – охотно откликнулась служанка, сбросив избыток пара в доброй перебранке.

– Холили его, стервеца, окно ему восточное отвели. Все как положено!

– Так, может, обидели чем? Испугали? Выкинуть грозились?

Хозяйка в ужасе замотала головой – как можно, такое ценное заморское диво! А прислужница уперла кулачки в круглые бока и перевела беседу в деловое русло:

– Ты мне голову не морочь, торговка. Негожую вещь сбыла – и туда же, вихлять. Да за такое дело знаешь – что бывает?

Что за такое дело бывает, Алёна представляла не слишком отчетливо, но, судя по лицам привлеченной скандалом публики, перспективы открывались не радужные. Толпа обступила так плотно, что улизнуть по-тихому ей не светило. Нечистых на руку продавцов на местном рынке любили не больше, чем где-нибудь в Ховрине, и в массе любопытствующих, жадно ожидающих развития событий, проглядывало немало разгневанных физиономий, обладатели которых только и ждали возможности исполнить свой гражданский долг. Она неспешно поднялась, стараясь держаться спокойно, отрезала: