Марина Дяченко - Уехал славный рыцарь мой

По экрану побежали строчки - машина сообщала основные параметры рыцаря, но как-то скомканно, телеграфным стилем, будто спеша перейти к чему-то более интересному. Мигнуло и погасло забытое имя инженера.

Экран потемнел. Из динамиков послышалось хриплое дыхание. Машина перешла к анализу глубинной сущности рыцаря, когда-то предложившего мне свой чип на обтянутой перчаткой ладони.

Экран медленно наливался светом. Открывалась чужая картина мира четырехмерно, целиком, я смотрела сперва с любопытством, потом с удивлением, потом...

Кем-кем, вы сказали, был его инженер?!

В какой-то момент мне захотелось остановить анализ, выдернуть чип из разъема, ударить туфлей по монитору, хоть что-нибудь сделать. Но я сидела и смотрела. А рядом был Диего и тоже сидел и смотрел на все эти набухания и расслабления, ритмичные судороги, влажные прикосновения и сладкие подергивания - в то время как перед нами были, по-видимому, воспоминания младенчества! Носитель чипа видел мир не глазами, но половым органом. Тополя у дороги вызывали у него ревность, а колодец - приступ сладострастия; увиденная сразу, в комплексе, его картина мира могла вызвать восторг - или тошноту. Мне показалось, что сеанс длился полчаса - на самом деле это была минута, ну, может быть, полторы. Машина запросила подтверждение на подробный анализ, тогда я подняла руку и кликнула на "прекратить". Вот и все.

Диего был... нет, даже не красный. Он был такого цвета, что я испугалась, не хватит ли eгo удар.

- Да он развратник, наш побежденный рыцарь, - сказала я и не узнала своего голоса. - Прости, Диего, я... не знала!

И натужно рассмеялась.

Диего смотрел на меня, и темно-бордовая краска все не сходила с его лица.

- Я велю выкинуть его из ящика со стружками, где он хранится, и тащить на веревке за лошадью, пока не размажется по земле! - сказала я, вдруг впадая в бешенство. За то глупое положение, в которое он меня поставил. Диего, мальчик мой, прости. Если бы я только могла предположить!

- Н-ничего, - сказал он беззвучно. - Он... это ведь... то, что в него вложено... он такой...

Он по-рыбьи захлопал губами, пытаясь что-то еще объяснить, а я смотрела на него и боролась с желанием треснуть по черноволосой голове тяжелой кружкой из-под пива.

В конце концов рассмеялась совершенно искренне. А что было делать?

* * *

Каждую ночь я оставляла свечку на окне. Каждый вечер я смотрела в свою половинку зеркала, надеясь увидеть хоть отблеск, хоть силуэт. Каждый побежденный приносил мне, кроме покорности, еще и письмо от моего рыцаря. Я заучивала их наизусть и повторяла про себя строчку за строчкой - укладываясь спать, глядя в темноту, засыпая.

Однажды в ворота постучал оруженосец, сопровождаемый целым обозом телеги, лошади и мулы тянулись по дороге на полкилометра. Слугам пришлось побегать, прежде чем имущество побежденного было сгружено с телег и перетащено во двор. На широком дворе после этого не осталось места, чтобы маслине упасть.

Здесь были приборы и предметы, о назначении которых я имела только смутное представление. Были контейнеры, помеченные знаком "радиационная опасность". И было деловое письмо от Аманесера - едва ли не первое деловое письмо с того дня, как оборвалась связь.

Любимая, - писал рыцарь рассвета. - Наконец-то среди гор хлама мне удалось найти кое-что, достойное внимания. Прошу тебя: возьми чип в золотой шкатулке и поставь этому болвану, оруженосцу, который передаст письмо. После этого покажи ему мастерскую. Он сам рассортирует все, что привез. Да: если он попросит допуск в башню - пусти его. Это совершенно безопасно, к тому же избавит тебя от хлопот с железяками. Да: называй его Синко.

Люблю.

Аманесер.

Постскриптум: если разъем его чипа не совпадет с тем, что в золотой шкатулке - ты уж придумай переходничок, любимая. Это не должно быть очень сложно.

Оруженосец - одет по-мавритански, грязный тюрбан на бритой голове стоял в поклоне, протянув руку к тому месту, где я была в момент принесения им клятвы. На ладони - обнаженной, без перчатки - лежал чип, похожий на шуруп,

Я велела разыскать золотую шкатулку. То, что в ней лежало, имело разъем, как гребеночка.

Я вздохнула.

Аманесер всегда забывал, что у меня руки приспособлены только для вышивания.

* * *

Синко оказался странным человеком. Вероятно, тот чип, который мы вместе с Диего и дворецким в конце концов подогнали под его бритую голову, был ломаный, кустарно переделанный на примитивной аппаратуре - Синко ходил, подволакивая ногу, а иногда замирал посреди движения и так стоял минуту или две, будто вспоминая, что он здесь делает. Из тюрбана своего он соорудил головную повязку, на которой написал цифру пять, и так и бродил по дому, пугая слуг. Он плохо слышал, плохо видел, часто не понимал обращенных к нему слов и занят был только одним: рассортировывал приборы и материалы, привезенные с последним обозом. Он не ел, не пил, не реагировал на наши просьбы поддерживать в должном виде свою биологическую составляющую. Он соединял контакты, тестировал системы и задавал аналитической машине долгие задачи, в которых ни я, ни Диего, ни дворецкий не понимали ни символа.

Прошла неделя, и Синко справился, очевидно, с первой частью своей миссии. Потрогал лоб с нарисованной пятеркой, вздохнул и перезагрузил машину.

- Я отдохну, - сказал он мне. - Будьте добры, разбудите меня, когда придет новая работа от дона Аманесера.

Забившись в угол мастерской, он лег на какие-то тряпки и моментально заснул, подтянув колени к животу.

Диего долго смотрел на него. Диего испытывал к мавру необъяснимую симпатию - несмотря на то, что Синко никак не мог запомнить имя юноши и вообще был равнодушен ко всему на свете, кроме своей работы. И сейчас, когда бритоголовый залег в спячку, Диего даже скамеечку подтащил поближе - сидеть и смотреть, как он спит.

- Донна Клара, - сказал Диего, когда я пришла звать его обедать. - А давайте... давайте его чип посмотрим, а?

* * *

- Донна Клара! Побежденный рыцарь у ворот!

Осталось всего несколько стежков - и на полотне расцветет хризантема.

- Донна Клара!

Я со вздохом отложила пяльцы. Воткнула иголку в подушечку. Вышла на крыльцо, оступилась, ухватилась за перила, чтобы не упасть.

На пятачке перед воротами, на площадке голой земли, вытоптанной ногами побежденных, стоял дон Сур - высокий, нескладный, с длинным белым лицом. Вместо правой руки с его плеча свисала черно-серая упругая сопля - будто капля застывшего битума.

- Прекрасная донна Клара, - выговорил дон Сур, мертво глядя мне в глаза, - исполняя приказание Аманесера, рыцаря рассвета, вызвавшего меня на честный поединок и одолевшего твоим именем, приношу к стопам твоим все имущество мое, а также самое жизнь. Распоряжайся ими, как сочтешь нужным!