Ярослав Денисенко - Закон сильного

Свистнул вспоротый воздух, и колючее жало моего оружия пропахало длинные борозды в толстом кожаном рукаве, зацепив и руку под ним. Я сам делал этот подвес, залив свинцом ножевые лезвия, остриями наружу.

Выпад меча я встретил той же цепью. Поддернул, закрепляя, когда гибкие звенья намотались на клинок, и ткнул факелом, что был у меня в правой руке, прямо в бородатую рожу. Да, я ведь, кажется, не говорил, что я левша? Вот и боец Ящера не сразу разобрал, в чем дело. Отшатнулся с воплем проклятия, и тотчас же со спины на него напрыгнул Хорек, одним движением вскрывая горло. Освободив цепь от мертвого груза, я успел от души заехать по руке парню слева – та мгновенно обвисла, располосовать кому-то морду, и лишь после этого меня вынесло к самому Ящеру.

Привычным жестом я поднял запястье, сматывая цепь, отмахнулся этим своеобразным наручем от кого-то сбоку (тем парнем занялся Щепка, больше я на него не отвлекался) и потянулся за ножами. Мое любимое оружие хорошо против бездоспешных соперников, в кольчуге же расходящиеся острия имели все шансы засесть намертво. Пришлось обратиться к паре длинных, в локоть, ножей. Ящер был вооружен так же, но назвать это равенством не поворачивался язык: он-то мог пырнуть меня куда угодно. Ну и ладно. Зато я шустрее.

Краем глаза я успел отметить, как Щепка с Хорьком и еще несколько бойцов встают у меня за спиной, прикрывая от возможных неожиданностей. Спасибо, ребята. Ящер – не тот противник, от которого можно отвлекаться.

Он прыгнул первым. Небесные Братья, до чего ж он быстрый при такой тяжести и тяжелый при такой скорости! Было бы безумием блокировать его удары. Большее, что я мог, – это слегка отводить их направление, заставляя его ножи скользить по своим. Кометы хвостатые! Так я выдохнусь скорее, чем успею что-то сделать!

Я промахнулся совсем чуть-чуть. Целил в шею, но Ящер увернулся. Не будь на нем кольчуги, что-нибудь я ему да пропорол бы. С порезанными жилами под ключицей тоже долго не живут. Но лезвие соскользнуло по железной чешуе, не причинив противнику вреда.

Его выпада я не заметил – скорее почувствовал. И уклонялся тоже по чистому наитию. Но все равно не успел. Что-то холодком пронеслось по правой руке. Похоже, царапнул. Чепуха. Но даже эта мелкая победа заставила губы Ящера растянуться в кровожадной ухмылке.

Так мы с ним и кружили, уклоняясь от ударов, способных стать смертельными. Но если мои промахи не грозили ему ничем, кроме синяков, то меня он вполне мог достать, хоть и не так серьезно. Я уже плохо отслеживал, что творится вокруг. Убью Ящера – его бойцы разбегутся сами. Успел лишь заметить мельком взлохмаченные рыжие космы Подсолнуха. Пришли, значит. Хорошо.

Внезапно раздавшийся свист перекрыл шум потасовки. Я вертел головой по сторонам, пытаясь понять, в чем дело. Ящер не преминул этим воспользоваться, но я блокировал удар… Точнее, думал, что блокировал. Мой нож вывернулся из тяжелых, непокорных пальцев и упал на землю. Клинок Ящера, почти не изменив направления, глубоко полоснул меня по правому бедру. Я с удивлением посмотрел на правую руку. Там, где по моим ощущениям был мелкий порез, зияла огромная, до кости, рана. Слышал я о таком: в пылу боя можно не заметить, как вообще без руки останешься. Теперь вот убедился. На собственной шкуре.

Улыбка Ящера сделалась еще шире. Так вот чему ты, гад, так мерзенько ухмылялся… С хладнокровной, какой-то отстраненной уверенностью я осознал, что кончать его надо немедленно. И так же четко понял как. Да, прямо сейчас. Пальцев на немеющей руке я уже не чувствовал, будем надеяться, она хотя бы не подвернется в решающий момент… Будто бы освобождая от нагрузки раненую ногу, я шагнул влево. Ящер качнулся вслед за мной, перенося вес вправо, и в тот же момент я рыбкой нырнул вдоль его тела параллельно земле, перекидывая оставшийся нож на обратный хват. Правая рука послужила опорой для дальнейшего движения, во время которого левая распрямилась в стремительном броске, пронзая ножом кожаную ластовицу в подмышке кольчуги.

Кровь хлынула горячим потоком. Не темная, как та, что заливала мою руку, а живая, алая. Понимая незавидность собственного положения, Ящер пытался как мог пережать рану. Ему было уже не до поединка, но улице чуждо великодушное благородство. Шатаясь, я поднялся с земли, разматывая цепь. Он понимал, что это конец. Но встретить его достойно было выше его сил.

Однажды в Стрелку забрел странствующий философ – сеять вселенское добро. Давать всходы на нашей неблагодарной почве вселенское добро отказалось. В тот же вечер у философа вытащили кошелек, а под утро гостиничные вышибалы выставили неплатежеспособного клиента вон, хорошенько отколошматив. Больше его не видели. Но мне запомнилась его пространная речь о том, что каждому в итоге воздается по делам. Не знаю, может, и впрямь была какая-то высшая справедливость в том, чтобы трясущийся, роняющий слезы Ящер выглядел перед смертью таким же жалким, как его запуганные жертвы. Я был ранен и слишком устал, чтобы размышлять о чем-то, кроме желания скорее покончить со всем этим.

Хороший удар в висок положил конец Ящеру и этой битве. Оставшись без главаря, его бойцы справедливо рассудили, что самым мудрым для них будет убраться поскорее. И они бы, несомненно, последовали этому решению, если бы не звучный голос, раздавшийся откуда-то сверху:

– А ну стоять!

Требование подтвердилось целым ливнем стрел, положивших самых ретивых, посчитавших слова недостаточной причиной для послушания. Я обернулся в полном недоумении: такого количества стрелков не было у нас со свежепреставившимся Ящером, вместе взятых.

Трехпалый стоял на крыше пекарни в окружении телохранителей, а по сторонам от него цепочкой расположились арбалетчики и пращники.

– Ай-ай, какие недобросовестные бойцы! – продолжил он свою глумливую речь. – Вашего главаря убили, а вы бежать? Отомстите за его гибель. И, возможно, я сохраню вам жизнь во имя светлой памяти моего покойного брата.

В голове у меня начинала вставать полная картина происходящего. Трехпалый всегда был сообразительнее Ящера. И, похоже, наконец-то разыскал способ избавиться от родственника, не терзаясь угрызениями совести. Надо было всего лишь подождать, пока его не прикончит кто-нибудь другой.

Банде «светлой памяти брата» хотелось продолжать драку не больше нашего. Но Трехпалый не оставил выбора: либо вести резню ему на потеху, либо погибнуть немедленно под стрелами его бойцов. А возможно, кто-то наивно верил, что брат главаря исполнит обещание и сохранит им жизнь. Чепуха! Просто Трехпалый не столь глуп, чтобы выставлять свои пороки на всеобщее обозрение. На самом же деле Ящеру с его людоедством до жестокости брата было как мальчишке, из любопытства обрывающему лапки жучкам, до палача-дознавателя из городской тюрьмы.