Ника Ракитина - Мир для тусклой ведьмы

Только зачастили в квартиру гости — как и Сашка, ба Степины ученики. Некоторых он узнал. Великого Инквизитора. Ректора университета. Министра здравоохранения. Еще пару специалистов рангом пожиже, но напрямую связанных с проблемой генетических уродств и государственной безопасности.

Гости беседовали о погоде, инновациях в медицине и образовании, смотрели комедии по старенькому телевизору, слушали старые пластинки (одна из тех песен и звучала сейчас). Иногда сами пели хором. Расхваливали чай с прошлогодним вареньем. И благосклонно кивали Насте, которой Стефания доверила этот чай разливать.

А однажды, когда Сашка по настойчивой просьбе бабы Степы увел Настю угощаться булочками в ближайшую кондитерскую, техники из соответствующего отдела Дома нашпиговали приборами его комнату и, особенно, кровать. На этом все и кончилось. Поток именитых и обязанных гостей сошел на нет. Сашка окончательно утвердился в гостиной. Настя привыкала к новой жизни и все реже сидела с застывшим взглядом, пытаясь вспомнить, кто она и откуда. Стефания убедила ее, что ретроспективная амнезия часто бывает следствием ушиба головы и постепенно пройдет. Надо только не торопить события. А если бы кто-то объявлял Настю в розыск, они бы уже об этом знали.

Несколько раз девушка заговаривала о том, что должна пойти работать, нехорошо сидеть на шее у тех, кто ее приютил. Сашка оборвал ее довольно резко, что ни у кого она на шее не сидит, и что его зарплаты, а тем более, пенсии ба хватит, чтобы прокормить четырех таких, как Настя. Так что с работой можно вполне подождать до выздоровления.

«Совестливая девушка», — заметила Стефания. И разговор замяли.

Запоздавшая весна брала свое.

Дворники убрали почерневший снег из тенистых закоулков. Сквозь жирную землю проклюнулась трава. Зеленой дымкой взялись кусты и деревья. Запахи сделались резкими, свежими, небо синим, и дома усидеть стало просто невозможно. Веселый гомон и радостные крики резвящейся детворы оглашали двор до оранжевого заката и даже позже, когда зажигались фонари. Звонкие удары по мячу, музыка, скрип качелей, чириканье и кошачий ор. Беззаботность и праздник.

Настя сидела на скамеечке у подъезда, и голова торчала из просторной куртки, как птенец из гнезда. Рядом бойко прыгала по разлинованному мелом асфальту девочка Нина из квартиры напротив. Бормоча считалку, тыкала пальцем в кучку подростков — то ли для пряток, то ли для ведьмаков-чудовищ.

Сашка успел порадоваться, что Настя решилась выйти — сидеть дома в такой день обидно и глупо. Помахал рукой.

  — Тусклая, безглазая,   Ведьма безобразная.   Тот дурак окажется,   Кто с тобою свяжется.

Антон!

Маленькая молния ударила в дорожку у Настиных кроссовок. Девушка втянула ноги под скамейку.

— Игорь, ближе!

Второй подросток лениво выкинул руку: молния укусила дерево скамейки рядом с Настиным бедром. Сашка поймал ее затравленный взгляд. Побелевшие пальцы, стиснутые на вороте.

  — Тусклая, безглазая…

Три молнии разом укололи землю в опасной близости к жертве. Дознаватель прыгнул, разворачивая Нину к себе.

— Не сметь!

Подростки порскнули в стороны и с топотом разбежались. А обычно спокойная, вежливая девочка кинулась на Сашку с кулаками. Он встряхнул ее:

— Ты что, сдурела?!

— Отстань! Тусклая, тусклая! Не хотим, чтоб она тут жила!

Нина вывернулась, отпрыгнула и исчезла в подъезде, грохнув дверью.

Сашка под локти поднял Настю со скамейки, обнимая, загораживая от чужих взглядов:

— Идем. Они не посмеют. Никто больше не посмеет!..

Из глубины поднималась и рвалась наружу чернота. Дознаватель скрутил ее в себе, чтобы еще больше не напугать девушку. Ее колотило и так.

Настя повисла на парне, едва переставляя ноги. По джинсам в паху расплывалось темное пятно.

В квартире Сашка завел девушку прямо в ванную. Открутил горячий кран, щедро сыпанул на дно мыльную стружку и стал раздевать Настю, усадив на скамеечку и присев перед ней на корточки. Под конец девушка отошла настолько, что даже пробовала помогать ему.

Сашка поднял девушку на руки и опустил в ароматную пену. Стал аккуратно обмывать ладонью. Когда Настя перестала дрожать, завернул в полотенце и отнес в кровать. Баба Степа успел взбить подушки и откинуть одеяло, и тут же протянула девушке рюмку с желтым, вонючим содержимым:

— Пей разом.

Настя выпила и закашлялась. Ведьма сунула ей в руку чашку с водой — запить. Довольно кивнула. Пришел на мягких лапах Тимофей, прыгнул в изножье кровати. Настины глаза закрылись. Сашка укутал ее одеялом и вслед за Стефанией вышел в прихожую.

— Рассказывай.

В глубине души он на миг почувствовал себя наушником и предателем, но… вспомнил застывший взгляд Насти и рассказал все.

— Иди к себе.

Сашка ушел в гостиную, с ногами забрался на старенький диван и схватил какую-то книгу. Глаза тупо скользили по строчкам, не воспринимая содержания. Он поймал себя на том, что раз в двадцать пятый перечитывает фразу: «Конвергенция социокультурного содержания в гносеологическом аспекте перманентного развития вытекает из…» — и отбросил учебник. Прислушался. Баба Степа звонила куда-то, тон разговора был беспощадным, приказным.

Дознаватель подошел к раскрытому окну. Солнце спряталось за соседний дом, почти весь двор оказался в тени, но до ночи было еще далеко. И вдруг весенний веселый гомон отрезало. С дальнего конца въехал бусик с девизом Дома, обогнул двор по периметру и дал задний ход, разворачиваясь и притираясь задней дверцей к подъезду. Двор опустел, как по команде. Бусик с Сашкиной позиции тоже не стало видно. Только навязчиво, словно шмель в паутине, ревел мотор. Трижды громко стукнули двери, а потом долго было очень тихо. Сашка выбежал в прихожую. Баба Степа махнула на него рукой:

— Не бойся, она до вечера не проснется.

Через четверть часа машина уехала. Сашка выглянул в подъезд — на соседской двери белела полоска бумаги с лиловыми расплывшимися печатями.

Он, как вор, пойманный на горячем, захлопнул дверь. И почти тут же заливистой трелью прозвенел дверной звонок.

— Отойди, я сама открою, — баба Степа, запахнув халат на груди, проколыхалась к выходу. За дверью стояла красивая высокая женщина в оранжевом плаще, с объемистой сумкой, на широком ремне перекинутой через плечо. И было что-то в ее лице, в зачесанных волосах, сразу говорящее, что перед ними учительница.

Ведьма отступила, гостья шагнула в прихожую и опустилась на колени: