Ника Ракитина - Мир для тусклой ведьмы

— Ну?

— Она… из другого мира.

Старуха пожевала губами.

— Да, буря говорит в пользу этого. Могло… Выжечь при переходе, выжать досуха. Если она не подозревала, что ведьма, и пересекла границу случайно. Повезло еще, выжила.

— Но тогда волшебство к ней вернется! Она вовсе не тусклая ведьма из предсказания!

— Может быть… — старуха дернула губами. — Пожалел?

И неожиданно улыбнулась:

— Это хорошо, что ты не разучился жалеть.

Глава 3

Разговор с Иларией оставил неприятный осадок: они с главной ведьмой края обнюхались, точно коты, и разбежались, не затронув ничего важного. А если забытый приживал был намеком, то Сашка этот намек не понял. Придется встретиться еще раз и все обсудить. Но не сейчас. Возможно, и на ведьму давят те, кто заставляет молчать мэра. Все ушли в несознанку, вертись, как хочешь.

Дознаватель вздохнул. Встал со скамейки и взглянул на свои окна. Синдром отличника требовал вернуться, сдать номер и возвратить ключ. Сашка пожал плечами. Пусть считают, что он спит. Или ломятся внутрь, ежели угодно. Разберется с этим потом.

В милицию идти с визитом, кстати, тоже не хотелось. Вряд ли там скажут ему больше, чем в мэрии. Ночной стихийный комендантский час им даже на руку — можно отменить патрулирование. А семьи, семьи-то как довольны: отец и защитник возвращается до заката.

Интересно, задумался дознаватель, а они не пробовали пустить по ночному городу закрытую патрульную машину?

Проще всего было сейчас прийти в Дом, предъявить документы, вскрыть кабинет своего предшественника и просмотреть записи в сейфе, столе и служебном компьютере. Но! К лешему тогда летит вся непредвзятость и свежий взгляд. Будут стереотипы, проторенная чужой мыслию дорога и, возможно, такая же безвременная смерть на Меловой речке или где-нибудь еще. Надо съездить к границе, подумал Сашка, все увидеть на месте самому. Если, разумеется, кто-то неизвестный успешно не уничтожил все следы. Но тогда и в Доме нечего ловить.

Дознаватель махнул рукой и вышел из двора на площадь. Магазинчики уже работали. Он отстоял небольшую очередь к палатке, взял кружку кваса и мясной пирог и устроился за аккуратным столиком под зонтом. Становилось жарко. Солнце плавилось в коричневатом мареве, затянувшем небо. Сашка взлохматил волосы, повыше закатал рукава и решил для начала поискать себе независимое жилье подальше от центра. Он подошел к рекламной стойке у мэрии, изучил предложения и перегнал себе в наладонник симпатичные варианты.

Место это располагалось недалеко от центра, но выглядело совершенно иначе. Здесь не было точащихся зноем высоких зданий, ветерок, приходящий от реки, нес прохладу и ароматы наступающей осени. Деревья в садах, окружающих деревянные домики, клонились под тяжестью плодов, опираясь на подпорки ветками. Еще прежде, чем отыскать нужный дом, Сашка обратил внимание на телеантенну на столбе во дворе, к которому крепились еще веревки для белья, и неожиданно развеселился. На фигурной калитке было крупно написано мелом: «Сдается». И чуть ниже: «Будьте бдительны: калика заговорена». Дознаватель громко хмыкнул, а к нему уже спешила из-за дома красивая женщина чуть за тридцать, отводя налипшие ко лбу русые волосы. На ней был цветной передничек поверх цветастого ситцевого платья. С красных распаренных рук срывались и лопались в воздухе цветные мыльные пузыри.

— Здравствуйте! Вы по поводу комнаты? — она решительно распахнула калитку для гостя и протянула растопыренные пальцы. Сашка неловко пожал указательный. Женщина поймала его взгляд на антенну:

— А-а… это чтобы детишки белье не гваздали с их футболом. Телевизора-то лишиться не захотят, и так у нас идет не все и не всегда.

Она улыбнулась. Улыбка была красивая и добрая.

— А калитка?

Женщина смутилась. Опустила голову и еще раз отвела волосы:

— Ну, комната хорошая. И все такое. Только вот приживал…

Она хихикнула в ладошку:

— Такая вредина. Вот стоит только прийти ко мне чужому мужчине, присесть чаи гонять, заболтаться, разнежиться… А тут он — шасть. Не успеешь опомниться, а уже джинсы по колено сжевал.

— А он что, теленок?

Хозяйка звонко рассмеялась:

— Что вы! Кролик!

— Ну, тогда я сразу буду носить шорты. Как раз и жара… Меня Сашка звать.

— Марина.

Они снова обменялись рукопожатием. Марина обогнула легонькую веранду с витражными стеклами, вдоль которой росли мохнатые астры, и по деревянному крылечку провела квартиранта в комнатку со старой, но уютной мебелью.

— Вход отдельный. Не будем друг другу глаза мозолить, если общаться не захочется, — хозяйка улыбнулась.

В комнатке было очень чисто, сквозь распахнутое окно лезли ветки с крупными яблоками, сияющими солнечной желтизной. На окне висели занавески из ручного плетения кружева, на круглом столе под такой же скатертью стояли в банке васильки и ромашки. На стене над этажеркой с потрепанными книгами висел портрет бабы Степы, но не привычный, в старости, а цветущей женщины в обнимку с худенькой конопатой ведьмой в школьной форме.

— У нее мама моя училась, — проследив Сашкин взгляд, гордо сказала Марина. Дознаватель вздохнул. Баба Степа шутила, что ее портреты не висят только в ее же собственном доме. Но обычно Сашка об этом не задумывался. А вот сейчас отчего-то помрачнел. Словно думал избежать надзора — да не вышло.

Марина не заметила его состояния. Одна за другой открыла выкрашенные белым двери с крючочками:

— Вот тут туалет. И душик. Тесно, зато свои. Кухня общая. Но можно готовить, берите посуду на здоровье. Ну, или могу я — если немного приплатите. Еще есть чай и варенье, и… Да чтоб тебя! — выкрикнула хозяйка, кидаясь на грохот. Похоже, приживал устроил ей сцену ревности, что-то уронив на кухне. Сашка подумал, не прийти ли на помощь доброй женщине и не оттаскать ли его за длинные уши, но рассудил, что в чужой дом со своим самоваром не ходят. И отправился за вещами в камеру хранения на вокзал.

Жара легла на город свинцовым покрывалом. В троллейбусе, несмотря на поднятые люки и раскрытые форточки, нечем было дышать. Потная одежда липла к кожаному сиденью, и Сашка встал, держась за поручень, чтобы хоть слегка овевало ветром при движении. Солнце слепило, в стекло тыкалась бабочка «павлиний глаз». Пружинили рессоры, пахло горелой резиной от колес. Троллейбус, кряхтя, взбирался на горбатый мост над железнодорожными путями. Прогромыхал пыльный поезд. Назад уплыла похожая на старинную башню водокачка. Водитель включил музыку.

Май.

Видя отчаянье Сашки, баба Степа нажала на какие-то свои рычаги, и у подъезда так и не появились бусики ни с красным крестом скорой помощи, ни с зеленой надписью — девизом инквизиции — «Воля и смирение».