Ольга Голотвина - Два талисмана

— Замыслили поставить «Двух наследников», — начал объяснять Раушарни, усевшись рядом. — Всем пьеса хороша, да вот беда — с женскими ролями того… скуповато.

— И наши бабенки злятся, — фыркнул Лейфати.

Мирвик, о котором все забыли, мог бы уже уйти. Но прямого «пошел вон!» не прозвучало, и он остался стоять у двери. Ему, честно говоря, было интересно.

— Вот мы и решили подправить пьесу, — продолжал великий трагик. — Есть там монолог: королева жалуется на наглость фаворитки супруга. Та, мол, ей в глаза дерзит. Мы этот монолог решили выкинуть, а вписать сцену, где соперницы ссорятся.

— Всю ночь бьемся, а получается свара рыночных торговок! — угрюмо бросил Афтан.

— А вы бы предложили самим актрисам эту сцену написать! — предложил Спрут.

Актеры расхохотались.

— Это Барилла с Джаленой? — восхитился «воин». — Они друг дружку сожрать готовы! Такого напишут…

— …что их прямо со сцены заберет стража, — закончил за него комик.

Смех утих. Актеры снова пригорюнились.

— А вот этот кусок вроде ничего… — жалобно протянул Лейфати.

— Это где «и адаманта ревность злая тверже»? — Раушарни даже не глянул в его сторону. — Коряво.

— Начнем сначала, — вздохнул Афтан. — Королева сокрушается: мол, я собой хороша, и наряд на мне богатый, и королю я верна — а поди ж ты, сменял меня на какую-то дрянь…

Все устало призадумались.

И тут от двери донеслось:

Ужели не воспета сладкозвучноМоя краса придворным менестрелем?Ужели белизну и нежность кожиИскусные служанки не хранят?Ужели в царственном моем убореРубины и сапфиры не сияют?Ужели на супружеское ложеВзошла порочной я, утратив честь?Ужели за плечом моим, как стража,Не встали тени благородных предков?Как мог владелец дивного алмазаСменять его на битое стекло?

Все изумленно обернулись к Мирвику. Тот сжался под взглядами.

— А ну, иди сюда, — неожиданно тихо сказал Раушарни.

Парень на подкашивающихся ногах пересек сцену.

— А это пойдет, — хмыкнул Лейфати. — Барилла это прочитает.

— Недурно, — кивнул воин.

Комик молча налил в свой кубок вина и протянул парню. Мирвик принял кубок обеими руками.

— Ты где научился этому? — спросил Раушарни.

— А то я ваших пьес не видел! — отозвался Мирвик, к которому вернулось нахальство, едва он понял, что его выходка принята благосклонно.

Он сказал правду. Театр был для него единственной отрадой в жизни, утешением, защитой от отчаяния. Парень словно стоял под чужим окном и глядел на иную жизнь — яркую, возвышенную, богатую страстями, порой жестокую и кровавую, но никогда не скучную. И люди на сцене говорили особым языком: звучным, стройно-размеренным, изысканным, без невнятного бормотания и грубой брани.

Сколько раз бездомный юнец, забираясь на ночевку в кусты между заборами, пробовал перед сном переложить на этот удивительный язык то, что слышал днем: льстивые речи кабатчика перед зашедшим в его заведение десятником стражи, ссору шлюх из-за богатого гостя, похвалы, которые рыночный торговец рассыпает своему товару…

— Ответ королевской любовницы можешь сочинить? — уважительно спросил Афтан.

— Сейчас, — кивнул Мирвик. Сдвинул брови и выдал, почти не раздумывая:

Пусть подмастерье в ювелирной лавкеЛюбуется огранкою рубинов.Пусть менестрель с поклоном получаетПарчовый кошелек за мадригал.Пусть восхищается придворный лекарьТем, как бела от притираний кожа.Для сброда — хлам! Король ни с кем не делитУлыбку, юность, нежность и любовь…

Актеры взвыли, стуча друг друга по плечам.

— Нет, как Джалена это отчеканит! — заорал комик.

— «Для сброда — хлам!» — процитировал великий Раушарни, вложив в эти три слова такую силу презрения, что даже Мирвик вздрогнул.

— Кто-нибудь догадался это записать?! — вскинулся Лейфати.

— Пишу, — отозвался Ларш, быстро водя пером по бумаге.

— Ты — наш, парень! — торжественно произнес Раушарни. — Ты — человек театра. Мне плевать, что там у тебя вышло с судьей. Ты чувствуешь сцену и сумеешь жить по ее законам. Будет нам занавес, не будет — ты уже в труппе и на жалованье!

— Будет занавес, — быстро вставил Ларш. — Не отстану от тетки…

— А теперь надо про угрозы королевы, — напомнил «воин».

— Сделаем! — Мирвик глотнул вина. Внезапно его физиономия расплылась в глуповато-счастливой улыбке. Он обернулся к Спруту. — А ведь если бы не господин, загребли бы меня сегодня «крабы», чтоб их всех Болотная Хозяйка в один мешок — да в…

— Стой! — с внезапной суеверной тревогой перебил его Ларш. — Стой, всех-то «крабов» не кляни!..

Строгий зеленый взор, сердитые морщинки на лбу, гневная речь:

— Так ты ничего не понял, мальчишка?.. Что ж, ты нуждаешься в хорошем уроке. Клянусь Безымянными, ты его получишь! Любая должность, лишь бы на суше, так? Отлично. С завтрашнего дня будешь зачислен в городскую стражу. Рядовым «крабом».

Что за дурацкие шутки приплел дядя к серьезному разговору?..

Но зеленые глаза смотрят жестко и неумолимо:

— И я не забуду предупредить почтенного Джанхашара, чтоб не давал тебе поблажки!

Да что ж это он… неужели серьезно?!

Такого не бывает. Не может Сын Клана, высокородный Спрут, тащить в тюрьму пойманного вора или устраивать обыск в грязном притоне! Худшего позора для своей крови даже измыслить нельзя! Да как после такого глядеть в глаза родным?..

Ларш уже готов был взмолиться: «Дядя, но как же, стыдно ведь!»

Но не успел: Ульфанш заговорил спокойно, даже мягко:

— Разумеется, тебе не обязательно рыться в городском мусоре. Место второго помощника на «Плавнике» свободно. Ты можешь занять его — и забудем об этой беседе…

Ах, вот оно что! Дядя не ожидает, что племянник и в самом деле наденет черно-синюю перевязь и отправится патрулировать городские улицы! Это ловушка для труса… чтобы заставить его выйти в море и тем поддержать честь Клана Спрута!

Ларш словно со стороны услышал свой веселый, приветливый голос:

— Зачем же? Я благодарен тебе, дядя. Завтра же явлюсь к почтенному Джанхашару, чтобы принять должность. Вот только один вопрос… Тетушка завтра звала меня к обеду. Приглашение еще в силе — или грязному «крабу» не место за столом Хранителя города?..

— Стой! — с внезапной суеверной тревогой перебил Ларш Мирвика. — Стой, всех-то «крабов» не кляни! С сегодняшнего дня я тоже служу в аршмирской страже. Тоже «краб», вот такие дела…