Джордж Мартин - Пир для Воронов (пер. Цитадель Детей Света)

«Ему так необходимо, чтобы я ответил?»

— Полагаю, я вор.

— Я так и думал.

Самое сложное было позади — на карачках залезть под кровать архмейстера Волгрейва за шкатулкой. И хотя она была сделана на совесть и обита железом, ее замок был сломан. Мейстер Гормон подозревал в этом Пэта, но это было не так. Волгрейв сам сломал его после того, как потерял ключ, открывавший шкатулку.

Внутри Пэт нашел кошель серебряных оленей, клок светлых волос, перевязанных лентой, раскрашенный миниатюрный портрет женщины похожей на Волгрейва (даже с усами), и рыцарскую перчатку из чешуйчатой стали. Волгрейв заявлял, что она некогда принадлежала принцу, но не мог припомнить какому. Когда Пэт ее потряс, из нее на пол вывалился ключ.

«Если я его подберу, то стану вором». — вспомнил он свои мысли. Ключ был древним и сделан из черного железа, возможно, им можно открыть любую дверь Цитадели. Подобные ключи есть только у архмейстеров. Прочие носят их при себе или прячут в надежном месте, но если считать, что Волгрейв свой спрятал, то уж его точно больше никто не найдет. Пэт схватил ключ и уже был на полпути к дверям, когда вернулся за кошелем с серебром. Вор есть вор, чтобы он ни украл — одну монетку или целый мешок. — «Пэ-эт», — раздалось следом за ним карканье белого ворона. — «Пэ-эт, Пэ-эт, Пэ-эт».

— Где мой дракон? — спросил он алхимика.

— Только если у тебя есть то, что мне нужно.

— Дай мне. Я должен посмотреть, — Пэт вовсе не желал быть обманутым.

— Набережная не самое подходящее для этого место. Идем.

У него не было времени обдумать такой поворот, взвесить варианты. Алхимик уже удалялся. Пэту пришлось либо последовать за ним, либо потерять и дракона и Рози, навсегда. Он пошел следом. По пути он запустил руку в рукав. Он чувствовал ключ, который спокойно лежал внутри скрытого кармана, который он самостоятельно смастерил. Платье мейстера полно разнообразных карманов. Он знал это еще будучи младенцем.

Ему пришлось поторопиться, чтобы поспевать за длинными шагами алхимика. Они прошли вниз по улице, завернули за угол, прошли через старый Воровской Рынок, свернули в Тряпичный переулок. Наконец мужчина свернул в другой переулок, который был уже предыдущего.

— Достаточно, — сказал Пэт. — Никого нет. Давай решим все тут.

— Как хочешь.

— Я хочу своего дракона.

— Изволь, — в его руке появилась монета. Она снова протанцевала по костяшкам пальцев алхимика, как в тот раз, когда Рози свела их вместе. В утреннем свете блестел пляшущий дракон, озаряя руки алхимика золотистым свечением.

Пэт выхватил его из рук. Золото оказалось теплым на ощупь. Он вложил его в рот и попробовал на зуб, как он видел, делали другие. Сказать по правде, он не был уверен, каким должно быть золото на вкус, но он не хотел показаться дурачком.

— Ключ? — спокойно спросил алхимик.

Что-то заставило Пэта забеспокоиться. — Ты хочешь украсть какую-то книгу? — Некоторые древние свитки Валирии, которые хранились в подземном хранилище, были единственными сохранившимися копиями на свете.

— Нет. То, что нужно мне, не твое дело.

— Нет.

«Дело сделано», — про себя подумал Пэт. — «Вперед. Лети назад в Перо и Кружку, буди Рози поцелуем, и порадуй, что теперь она твоя». — Но он все равно остановился в нерешительности.

— Открой лицо.

— Как хочешь. — Алхимик отбросил капюшон.

Это был обычный мужчина, а его лицо было просто лицом. Лицо молодого мужчины, обыкновенное, с полными щеками и щетиной от бороды. На правой щеке белел елезаметный шрам. У него был крючковатый нос и копна темных курчавых волос, которые завивались возле ушей. Пэт не знал этого человека.

— Я тебя не знаю.

— Не знаешь.

— Кто ты?

— Странник. Никто. Поверь.

— Ох, — у Пэта кончился запас вопросов. Он вынул ключ и вложил в руку незнакомца, ощущая легкое головокружение, почти облегчение. — «Рози!» — напомнил он себе. — В расчете.

Он был на полпути к выходу из переулка, когда мостовая вдруг закачалась у него под ногами. — «Камни мокрые и скользкие», — решил он, но это было не так. Он ощутил как в груди заколотилось сердце. — Что такое? — спросил он себя. Его ноги подкосились, став ватными. — Не понимаю.

— И не поймешь, — произнес печальный голос за спиной.

Мостовая бросилась ему навстречу с поцелуем. Пэт пытался позвать на помощь, но и его голос отказал ему.

Его последняя мысль была о Рози.

Пророк

Когда Пророку сообщили о смерти короля, он топил людей на Большом Вике.

Утро было мрачное и холодное, море было свинцового цвета в тон небу. Первая тройка бесстрашно пошла к Утонувшему Богу, но вера четвертого была не столь крепка, и когда его легкие взмолились о воздухе, он начал сопротивляться. Стоя по пояс в воде, Эйэрон взял обнаженного мальчика за плечи и погрузил его голову обратно, не позволив сделать вздох.

— Смелее, — сказал он. — Из моря мы пришли — в него и вернемся. Открой рот и выпей божье благословение. Наполни свои легкие водой, чтобы умереть и возродиться. В сопротивлении нет смысла.

То ли мальчик не мог его слышать из-под воды, то ли он окончательно расстался с верой. Он принялся брыкаться так отчаянно, что Эйэрону пришлось позвать на помощь. Четверо из его утопленников вошли в воду, чтобы помочь удержать негодника под водой. — Господь Бог, утонувший за нас, — глубоким, словно море, голосом молился жрец, — Позволь Эммонду — твоему верному слуге возродиться из моря, как возродился ты сам. Благослови его солью, благослови его камнем, благослови его сталью.

Наконец, все было кончено. Из его рта перестали вырываться пузырьки воздуха, и жизнь покинула его тело. Эммонд плавал лицом вниз в воде: бледный, холодный и спокойный.

В этот момент Мокроголовый осознал, что к его утопленникам на покрытом галькой берегу присоединились три всадника. Эйэрон узнал Спарра — старика с водянистыми глазами и похожим на топор лицом, слово которого, сказанное вибрирующим голосом, являлось законом в этой части Большого Вика. С ним был его сын, Стеффарион, вместе с другим юношей, чей темно красный, подбитый мехом плащ был заколот на плече застежкой в виде черного с золотом боевого рога Гудбразеров. — Явно один из сыновей Горольда, — с первого взгляда определил жрец. После дюжины дочерей жена Гудбразера наконец родила ему трех высоких сыновей. Говорили, что никто не может отличить их друг от друга. Эйэрон Мокроголовый не стал и пытаться. У него не было времени выяснять — был это Грейдон, Гормонд или Гран.

Он выкрикнул короткий приказ, и его утопленники подхватили мальчишку за руки и за ноги, и вынесли за линию прибоя. Жрец последовал за ними, обнаженный, если не считать набедренной повязки из шкуры тюленя, прикрывавшей его мужское достоинство. Покрытый гусиной гожей от холода и каплями воды, он вернулся на берег по холодному мокрому песку и гальке. Один из его утопленников передал ему груботканую тяжелую робу, окрашенную в зеленых, синих и серых цветах моря и Утонувшего Бога. Эйэрон надел платье и распустил волосы. Они были темные и влажные, их еще ни разу не коснулось лезвие, с тех самых пор, когда его возродило море. Они падали на его плечи словно плетенный из веревок плащ, свешиваясь ниже пояса. Кроме того, Эйэрон вплетал ленты водорослей в свои волосы и в нестриженую бороду.