Маргарет Уэйс - Кузница души

Он остановился, потому что девушка больше не слушала его. Ее лицо выражало предельное терпение, с которым молодые люди обычно слушают особенно занудные и скучные речи старших. Прежде чем Антимодес закончил, она вскочила на ноги.

— Я пойду, разыщу его. Вам нужно встретиться.

— Моя дорогая… — начал было протестовать Антимодес. Он наслаждался беседой с этой интересной и привлекательной девушкой, но мысль о том, чтобы развлекать шестилетку, была, мягко говоря, неприятной.

Девушка проигнорировала его возражения. Она была уже снаружи, прежде чем Антимодес смог остановить ее. Ему оставалось только смотреть, как она легко сбежала по ступенькам, грубо отталкивая или врезаясь в каждого, кто оказывался у нее на пути.

Антимодес находился в затруднительном положении. Он не хотел, чтобы эта девочка снова обрушилась на него. Теперь, когда она исчезла, Антимодес не хотел иметь с ней никаких дел. Она взволновала его, оставив его с неприятным чувством, похожим на эффект слишком большого количества выпитого вина. Пить было приятно, но теперь у него болела голова.

Антимодес попросил счет. Он решил отсидеться в своей комнате, хотя и осознавал с неудовольствием, что ему придется быть невольным узником в ней все время, пока он остается здесь. Поднимая глаза, он заметил, что гном, которого звали, как он припомнил, Флинтом, смотрит на него.

Гном улыбался.

Скорее всего, Флинт не думал об Антимодесе вообще. Улыбка его могла быть вызвана вкусным обедом; причиной этой улыбки могли стать несколько кружек эля; наконец, он мог просто улыбаться всему прекрасному миру. Но Антимодес с его самолюбием решил, что Флинт улыбался, глядя на него, а точнее — усмехался из–за того, что он, могущественный волшебник, собирается бежать от двоих детей.

Антимодес тут же дал клятву, что не доставит гному подобного удовольствия. Он не позволит выжить себя из этой уютной общей комнаты. Он останется, избавится от девчонки, быстро поговорит с ребенком и на этом все закончится.

— Возможно, ты захочешь присоединиться ко мне, добрый сэр, — обратился Антимодес к гному.

Флинт бросил на него сердитый взгляд, покраснел и опустил голову к кружке с пивом. Он пробормотал что–то насчет того, что скорее опалит себе бороду, чем сядет за один стол с волшебником.

Антимодес холодно улыбнулся про себя. Гномы были известны своей нелюбовью и недоверием к магам. Теперь архимаг мог быть уверен, что гном оставит его в покое. Действительно, Флинт залпом осушил свою кружку, бросил на стол монету, кивнул Антимодесу и быстро вышел из гостиницы.

И тут, сразу же после ухода гнома, появилась девушка, таща за собой даже не одного ребенка, а двоих.

Антимодес вздохнул и приказал подать ему кружку Отиковой лучшей двухлетней медовухи. Он чувствовал, что ему пригодится что–то подкрепляющее.

3

Встреча обещала быть более утомительной, чем Антимодес предполагал. Один из мальчиков, старший, как подумал Антимодес, был хорошеньким ребенком, или, что точнее, был бы им, если бы не был таким невероятно грязным. Крепыш с пухленькими руками и ногами, открытым добродушным лицом и улыбкой, которой не хватало нескольких зубов, он сразу же проявил дружелюбный интерес и любопытство к Антимодесу, ни в малейшей степени не смущаясь хорошо одетого незнакомца.

— Здрасьте, сэр. Вы волшебник? Кит говорит, вы волшебник. Можете показать какой–нибудь фокус? Мой брат–близнец может. Хотите посмотреть? Рейст, покажи тот, когда ты достаешь монету из своего носа и…

— Заткнись, Карамон, — тихо сказал другой ребенок, — ты ведешь себя глупо.

Мальчик принял это доброжелательно. Он хихикнул и пожал плечами, но промолчал. Антимодес был поражен, услышав, что эти двое — близнецы. Он оглядел второго мальчика. Того никак нельзя было назвать хорошеньким — худой как скелет, неопрятно и убого одетый, с босыми ногами и специфическим неприятным запахом, который издают только маленькие потливые дети. Его каштановые волосы были длинными и спутанными и определенно нуждались в мытье.

Антимодес внимательно осмотрел обоих и смог сделать кое–какие выводы.

Над этими мальчишками не суетилась хлопотливая мать. Любящие руки не причесывали эти запутанные волосы; никто не ругал их, заставляя мыть уши. Они не выглядели забитыми и запуганными, как дети, терпящие побои — но о них и не заботились.

— Как тебя зовут? — спросил Антимодес.

— Рейстлин, — ответил мальчик.

Одна особенность свидетельствовала в его пользу. Он смотрел прямо на Антимодеса, когда говорил. Антимодес подметил любопытную вещь — большинство маленьких детей имели привычку во время разговора пялиться на собственные ноги или на что–нибудь еще, но не на собеседника, как будто они ожидали, что тот нападет на них и съест. Взгляд бледно–голубых глаз этого мальчика не колебался и был зафиксирован на маге.

Эти голубые глаза не говорили ничего, и ничего не ожидали. В них было слишком много мудрости. Они видели слишком многое для его лет — слишком много горя, слишком много боли. Они заглядывали под кровать — и обнаружили, что там, в темноте, действительно прячутся чудовища.

«Итак, молодой человек, готов поспорить, вы хотите стать магом, когда вырастете!»

Это было стандартным началом разговора для Антимодеса, обычной линией поведения в подобных обстоятельствах. У него хватило ума не говорить этого сейчас. Не говорить такого этим знающим глазам.

Архимаг ощутил покалывание в затылке. Он узнал это чувство — прикосновение руки бога.

Подавив свое возбуждение, Антимодес обратился к старшей девушке:

— Я бы хотел поговорить с твоим братом наедине. Возможно, ты и его брат могли бы…

— Конечно, — быстро сказала Китиара. — Пойдем, Карамон.

— Только с Рейстлином, — сказал Карамон.

— Пошли, Карамон! — нетерпеливо повторила Китиара. Схватив его за руку, она с силой дернула его.

Мальчик устоял против рывка. Карамон вовсе не был слабым ребенком. Было крайне маловероятно, что его сестра способна сдвинуть его с места, не прибегая к вспомогательным средствам. Он посмотрел на Антимодеса.

— Мы близнецы, сэр. Мы все делаем вместе.

Антимодес бросил взгляд на другого близнеца, наблюдая за его реакцией. Щеки Рейстлина слегка порозовели; он был смущен, но казался странно довольным. Антимодесу стало не по себе. Мальчик не был похож на брата, радующегося любви и преданности другого брата. Скорее он был похож на человека, который радуется умению любимой выдрессированной собаки.

— Иди, Карамон, — сказал Рейстлин. — Может, он научит меня паре других фокусов. Я покажу их тебе вечером, после ужина.