Маргит Сандему - Невыносимое одиночество

Капелла была украшена свежими цветами, присутствовала большая часть двора. Потом состоялся превосходный обед.

Однако главные действующие лица видели все в мрачных тонах, их не покидало ощущение потери, неуверенности в себе.

В то время было принято, чтобы дети следовали воле родителей, когда дело касалось выбора супруга, так что никто из них не протестовал. Но все произошло так быстро, они совершенно не знали друг друга.

Микаел находился в состоянии какого-то оглушения, служащего ему самозащитой, пытался смотреть на все глазами постороннего, словно у алтаря стоял кто-то другой и давал обещание любить в горе и в радости.

В глубине души он чувствовал себя насмерть перепуганным семнадцатилетним мальчиком, намеревающимся как можно скорее забыть все это.

Анетта была, конечно же, глубоко несчастна — в силу самых различных причин. Она пыталась держаться надменно, но в то же время не хотела, чтобы он был мрачен и угрюм. Может быть, это было ей как раз на руку? Тогда почему же она была так раздражена? Она не понимала своих чувств к нему. Он был красивым молодым человеком, но что можно было сказать о его личных качествах? Приветливый, воспитанный — и это все, что она знала о нем.

Но ведь он был к тому же и мужчиной! Свиньей, само собой разумеется!

Ей бы только узнать, что он думает о ней!

Он сказал, что давно хотел этого. Анетта весьма сомневалась в этом. Она нужна была ему для того, чтобы удовлетворять его скотские желания — и только? Или же он женился на ней из-за ее высокого происхождения и богатства?

Или же он произнес эти слова, чувствуя себя прижатым к стенке?

Каковы бы ни были причины этого, она не могла отделаться от чувства безнадежности, растерянности и… разочарования.

Она гадала о том, испытывают ли другие молодожены подобные чувства. Какие чувства испытывают в других порядочных браках? О чем думают они в решающий момент своей жизни? Преисполнены ли они ожиданием и стремлением сделать жизнь супруга как можно счастливее? Или же они думают о материальной выгоде? Или же… о первой брачной ночи? С чужим человеком!

Анетта знала, в чем состоит ее долг, она была готова принести себя в жертву. Все это вдолбила ей мать. В свадебную ночь не следует сопротивляться, у мужей есть законное право использовать своих жен. Анетта должна быть готова терпеть и страдать. Но со временем… Со временем все решать будет она!

Анетта вдруг почувствовала, что ее ладонь вспотела. Стоило ей только подумать о предстоящей ночи, и голова начинала кружиться от страха и отвращения.

Но она должна набраться храбрости и выдержать все!

Микаел Линд из рода Людей Льда угрюмо сидел рядом с ней, принимая пожелания счастья, видя дружеские и любопытные взгляды, игривые намеки на предстоящую ночь.

Они не решались разговаривать друг с другом, он и Анетта, и он воспринимал это как катастрофу. Возможно, беседа внесла бы в их отношения элемент дружелюбия и доверия. Он украдкой взглянул на нее. Она сидела рядом, необычайно бледная, через силу улыбаясь поднятым в их честь бокалам, но не осмеливаясь поймать обращенные к ней дружелюбные взгляды. Она просто потеряла голову.

Чтобы хоть как-то успокоить ее, Микаелу надо было бы взять ее под столом за руку и пожать. Но он на это не решился. Между ними не было никакого доверия, никакой общности. Теперь они были более чужими друг другу, чем в моменты прежних случайных встреч при дворе.

Должен ли он оставить ее в этот вечер одну, чтобы избавить ее от душевной муки, вызванной его присутствием? Он даже не догадывался о том, что Анетту страшила не душевная мука.

Нет, если он уйдет, дело будет еще хуже. Одинокая, покинутая, униженная.

Но как ему справиться со всем этим? С этой ночью, с этим браком…

С этой жизнью…

Наконец все гости ушли. Марка Кристина поцеловала его в щеку и пожелала счастья. Королевский егерь крепко пожал его руку и пробормотал что-то по поводу прекрасной партии… И вот он остался наедине с Анеттой в ее покоях, где им предстояло временно жить.

Она долго стояла на коленях перед изображением Мадонны, но он так и не понял смысл ее молитв. Возможно, ему тоже следовало помолиться вместе с ней, но это было бы с его стороны лицемерием.

В комнате воцарилась гнетущая тишина.

Сев на краешек стула, Анетта, одетая в роскошное подвенечное платье, принялась отпарывать кружевные манжеты. Ее волосы были искусно причесаны, перевиты жемчугом и покрыты вуалью, а талия ее была такой тонкой, что он мог бы обхватить ее ладонями. Но у него не было ни малейшего желания делать это.

Сам он стоял посреди комнаты, не зная толком, что ему делать. Сделав несколько шагов, он в нерешительности остановился.

Девушка молчала.

«Только бы пережить все это», — думала она. Но он об этом не догадывался.

Прошло минуты две. Микаел понял, что ждать от нее помощи бесполезно. Начинать нужно было ему.

Но как?

Негодуя на нее, на своих приемных родителей, на себя самого, угодившего, словно баран, в эту западню, он выпалил:

— Ошибкой было то, что мы не разговаривали друг с другом.

Его слова повисли в тишине, словно изморось.

— Да, — прошептала она, комкая носовой платок, который держала в руке весь день.

«Что толку от разговоров? — подумала она. — Мужчины не удостаивают беседой женщин, это я хорошо знаю. Им нужно только одно».

Он в безнадежности плюхнулся на стул рядом с ней.

— Так давай же поговорим!

На ее бледном, как мел, лице появился проблеск облегчения.

— О чем же? Что Вам угодно знать?

Микаел все еще был в ярости.

— Во-первых, ты хочешь, чтобы я ушел? Хочешь остаться ночью одна?

Она задрожала. Этого она не ожидала. «Что ему нужно?» — подумала она. Но на его лице трудно было прочитать какие-либо желания. Он был раздражен? Вряд ли. Что плохого она сделала? Она задрожала от страха.

— Нет, Вы можете остаться здесь, — без всякого выражения произнесла она, — если Вам угодно.

На это он ничего не ответил.

— Тогда продолжим разговор. Почему ты решилась на это… мероприятие?

Она взглянула на него, испуганная резкостью его тона.

— Но это же ясно! Разве у меня был выбор?

— Благодарю, — с горечью произнес Микаел.

— Нет, ах… я не имела в виду, что…

— Я все понял, тебе не нужно что-то объяснять. Я сам в таком же положении.

От этих слов ее глаза загорелись, словно черные угольки.

Никогда он не видел до этого такой непостижимой муки. Это тронуло его. Он наклонился к ней и взял ее за руки, с проклятием бросив на пол ее носовой платок. Она хотела было убрать руки, но он держал их крепко.

— Анетта, — как можно более дружелюбно произнес он с натянутой улыбкой, — Анетта, объяснившись друг с другом, мы станем честнее и естественнее.