Олег Верещагин - Скажи миру – «нет!»

Сперва я просто увидел мохнатых быков, которые пили метрах в ста от нас, не больше. А потом у меня восторженный холодок прошел по спине, и я прошептал:

– Тань, это туры. Стой тихо.

Последний тур на Земле, как мне помнилось, был убит в XVII веке. А тут – мы стояли так близко от этих громадин, что можно было слышать, как хлюпает вода, которую они тянут. Потом светло-шоколадные животные бесшумной цепочкой ушли в лес.

– Туры, – тихо повторил я. – Пошли, Тань, пошли. Они красивые, но от них лучше держаться подальше.

Костер мы разожгли на небольшой полянке и еле дождались, когда появится первая горячая зола, в которой можно будет испечь камыш. А потом так же еле дождались, пока он испечется. И ели его, обжигаясь, урча и пачкаясь золой – по крайней мере, когда я глянул на Таньку, сидевшую, скрестив ноги, по другую сторону огня, то у нее все вокруг губ было грязным. Судя по тому, как она засмеялась, – у меня тоже. То ли нам с голоду показалось, то ли камыш и правда был вкусным, но мы слопали весь. Я хотел было заначить немного, но Танюшка настояла на том, что утром он остынет и будет невкусным. Откуда она это знала – представления не имею, но я легко с ней согласился, и мы доели печеные корешки.

– Еще два дня – и дойдем, – оптимистично заявила Татьяна. Я кивнул, подумав: куда дойдем, интересно? А вслух попросил:

– Спой, Тань.

Она ни секунды не отнекивалась и не ломалась. Посмотрела на меня через огонь, а потом перевела взгляд на угли.

Я хорошо помню эту ночь, костер на полянке – и тихий, но мелодичный и ясно слышный голос Танюшки. Я не говорил, что спеть. Но она догадалась сама…

Вечер бродит по лесным дорожкам…Ты ведь тоже любишь вечера.Подожди, постой еще немножко,Посидим с товарищами у костра.

Вслед за песней позовут ребятаВ неизвестные еще края,И тогда над крыльями закатаВспыхнет яркой звездочкой мечта моя.

Видишь целый мир в глазах тревожныхВ этот час на берегу крутом.Не смотри ты так неосторожно —Я могу подумать что-нибудь не то[1].

Меня разбудил дождь. Он полил сверху, легко пробивая крону дерева, на котором мы устроились в широкой развилке, – нам опять повезло… если бы не ливень, а это был настоящий ливень. Танюшка проснулась на несколько секунд позже меня и сперва что-то сердито пробормотала, а потом жалобно вздохнула:

– Дождь… Вниз спускаться?

– Нельзя, Тань. – Я перебрался осторожно к ней, проклиная свою высотобоязнь, и натянул на нее свою куртку. Не защита, конечно, но Танюшка благодарно прижалась ко мне, и мы приготовились мокнуть до утра. Я всмотрелся в часы и сумел различить, что только половина второго. И я, и Таня были здоровыми, закаленными ребятами и уж летом-то под дождем простыть не боялись. Но ясно стало, что уснуть не удастся.

– Олег, – тихо сказала Танюшка, – как ты думаешь, дома нас ищут?

– Ищут, конечно… – неохотно ответил я. – И ребята тоже ищут.

– Они и подумать не могут, что с нами… А помнишь, – я вдруг понял, что она улыбается, – как мы домового ловили, который на чердаке громыхал?

– А это оказалась сова, – подхватил я, – конечно, помню! И как Вадим физиономией в свежую шкуру влетел, а мы решили…

– …что домовой ему лицо разодрал! – добавила Танька. – И полезли наверх с ножами, а Санек говорит про шкуру: «Тут у люка кто-то стоит!»

– Еле отговорили его стрелять, – задумчиво заключил я.

Мы еще немного повспоминали своих друзей. Потом Танюшка вздохнула:

– Я вот думаю про скелет. Странно все-таки. Средневековый мальчишка – а в часах. И вообще – дичь какая-то. Стрелой его убили… Надо бы нам поосторожнее быть, Олег. Присмотреться, когда придем на место. Что бы там ни было.

– Логично, – согласился я. – Танюшка, ты попробуй уснуть, а то завтра мы же идти не сможем. Давай поближе, – и я фактически перетащил на нее куртку, оставшись в футболке. В первые несколько секунд дождь показался страшно холодным, но потом я привык, даже перестал дрожать. Танюшка вроде бы согрелась – по крайней мере совсем затихла. Я думал даже, что уснула, но она вздохнула и призналась:

– Настроение отвратительное. Не хочется пищать, а все равно…

– Ну попищи, – согласился я. – Я потерплю.

– Ладно, не буду, – тут же поправилась она. – А сколько времени?

У нее часов не было. И я ответил спокойно:

– Скоро утро.

Та еще была ночка. Утро наступило отнюдь не «скоро» – оно еле-еле приползло, почти не различимое в тучах, укутавших горизонт и небо над головами. Дождь почти прекратился, но все равно сеялся почти по-осеннему из облаков, лениво переползавших по небу, – там был ветер. Хорошо еще, не похолодало – скорей даже наоборот, воцарилась влажная духота.

Если ночью вы промокли и не выспались, то утром голод покажется вам втрое сильнее, чем должен быть. Поставленные мной с вечера два силка оказались пусты, но это меня даже не особо расстроило.

Пока лазили по кустам – вымокли еще больше. У Танюшки круги залегли под глазами, а само выражение глаз было усталым и отстраненным, как у человека, испытывающего боль. Она молча вернула мне куртку, и мы двинулись вдоль реки – через мокрый папоротник, под соскальзывающими с деревьев струйками.

Я вспомнил, как читал про экспедицию Роберта Скотта. Как они упорно стремились к полюсу, преодолевали трудности, страдали… И как меня поразила мысль, что стремились-то они, в общем-то, к пустому месту. Там, на этом полюсе, были те же снег, холод и ветер. И все.

А они шли, как будто их ждал там роскошный отель. И сейчас я подумал – а не похожи ли мы на тех англичан? Может быть, и мы идем в никуда? Кто-то невесть когда написал по-английски очень приблизительные координаты… Координаты невесть чего.

Танька пробиралась впереди. (Если кто не знает – и дикие звери, и люди предпочитают нападать с боков или сзади. Так что самое опасное место при переходе – не впереди, как думают многие.) Мы молчали и временами сдержанно зевали и вздрагивали. Я думал еще и о том, что на дневку надо разводить костер, а как – неизвестно. Мокрые дрова… Хорошо еще – есть зажигалка. Но и ей мокрое не очень-то разожжешь без растопки…

– Все-таки мы не лесовики, – сказала Танюшка, и я понял: она думает о том же.

– Ничего, – обнадеживающе кивнул я, – доберемся.

Было бы еще куда… Но этого я не сказал.

Мы еще почти три часа шагали в полном молчании. Дождь снова пошел, и какой-то осенний, в смысле, уныло-безнадежный, хорошо еще не холодный. Но сырость нами уже не ощущалась.

– Олег, – вдруг сказала Танюшка, – мы куда-то не туда идем.

Она остановилась, не оглядываясь на меня.