Симона Вилар - Ведьма и князь

Игорь долго смотрел на нее, стремясь успокоить бешеный стук сердца. Потом спросил намеренно грубо:

– Отчего, как собака, в углу жмешься?

– Да вот сижу, тебя поджидаю. Аль не рад?

«Еще как рад!» – хотелось крикнуть Игорю, но смолчал. Когда-то она сама его покинула, страдать заставила. Теперь же сына его родного пленила, не подумав, как отец к этому отнесется. А ведь знала, поди, как разыскивал ее князь. Эта странная девка много чего знала.

– Кто впустил тебя ко мне?

– А никто. Сама захотела и пришла. Мне другие не указ.

Все та же своевольная, горделивая Малфрида, столь не похожая на прочих баб. Но тем и была она мила князю, тем приворожить к себе сумела. Вот уж действительно – приворожить.

Игорь поправил ярко горевший фитилек лампы, зачем-то разгладил на столе складки скатерти. Потом молвил негромко:

– В опочивальню ко мне стражи кого попало не пускают. Али усыпила всех?

Она стала смеяться – негромко, легко.

– Догадался, княже. И впрямь усыпила. Слышишь, какая тишина?

Вокруг действительно было непривычно тихо. Ни одного человеческого голоса, только вдали, как и раньше, кричит ночная охотница сова. А в самой хоромине будто вымерли все.

– Ты мне голову своими волховскими россказнями не морочь! – сказал князь, усаживаясь в большое деревянное кресло у двери, словно загораживая Малфриде выход, опасаясь, что улизнет. – Наслушался я тебя уже вдосталь. Ответь-ка лучше, пошто меня тогда оставила? Иль не мил стал?

Игорь и себе боялся признаться, как страшится ответа девки. Онa же поднялась, перекинула одну косу на спину, теребя кончик другой быстрыми пальцами. Ни дать ни взять обычная дворовая девка, убоявшаяся сурового тона владыки. Да только у дворовых девок нет такой горделивой осанки, нет привычки так надменно вскидывать подбородок.

– Как такой сокол, как ты, немилым может стать? Нет, княже, по другой причине ушла. А поймешь ли... Просто почуяла, что пришло мое время идти учиться. Я ведь мало чего знала, вот захотелось науку ведовскую постичь.

Игорь покосился на ярко горевший в лампе огонь, который не он зажег, и отчего-то мурашки прошли по спине. Но показывать свой страх он, князь, не имел права. Да и верить не желал. Все это страсти, какими старики молодежь любят пугать.

И верить в них умудренному годами Игорю было также нелегко, как уверовать в христианского Бога. Ну да, конечно, он знал, что где-то существуют Ирий[22], небесные божества, Перун-Громовержец. Принимал Игорь в расчет и то, что леший может водить в лесах по бездорожью путников, водяной тянуть в темные глубины, да только вся эта нежить, если и существовала где-то, людей опасалась. И чем меньше о ней думаешь, тем больше силы в себе удержишь. Хотя вот Перун... Нет, князь Руси Игорь Старый ни в один поход не отправлялся, не принеся Громовержцу жертву, никакое дело не начинал, не погадав прежде у ведунов. Однако это было всего лишь данью старым обычаям, поэтому не больно волновало. Человек могуч своей силой да уверенностью, а все это колдовское... Если и есть что-то необъяснимое – взять туже воду чародейскую, живую и мертвую, – думать об этом себе же во вред. Отвлекает от насущного, ослабляет.

– О чем задумался, княже?

Малфрида чуть склонилась к нему, заглядывая в глаза.

– Я правду говорю: уходила учиться. Я ведь умелая, а многое позабыла, да и силы свои, любясь с тобой, растеряла. А как отбыл ты за данью, я и почувствовала: вернуть свое умение хочу и новые знания получить. Вот с тех пор и ходила по священным рощам и ведовским местам, спускалась в чародейские пещеры да науку волховскую у мудрых ведунов постигала, училась ею пользоваться. Много нового мне узнать удалось. И как финские колдуны погоду вызнают да бури насылают, и как грозный Укко[23] град собирает в тучах грозовых. Даже птицу Гамаюн[24] однажды послушать довелось, пока та, чуткая, не упорхнула, не успев донести до меня все, о чем знать хотелось. Однако то, что к тебе мне пора возвращаться, – поведала.

– Ко мне али к сыну моему?

В голосе князя теперь отчетливо слышались ревнивые нотки. Но это понравилось Малфриде, она вновь стала смеяться. Даже повалилась, хохоча, на пышные перины ложа, болтая ногами в расшитых зубчатыми мерянскими узорами чеботах[25]. А потом резко смеяться перестала. Приподнявшись, смотрела на князя своими огромными темными глазищами, дышала еще тяжело.

– Ты, Игорь пресветлый князь, в мое волховское умение никогда не верил, а то сказала бы тебе, что прибыть к Глебу-княжичу означает для меня, тебя найти. Тебя-то где носило по всей Руси? Разве угналась бы за тобой? О том же, что ты сына навестишь этой зимой, я вызнала. Да и надо было отогнать от Глеба христиан поганых. А то они вообще все чародейское в этих краях развеяли бы.

Игорь смотрел на нее, видел ее необычное лицо с интересными впадинками под скулами, видел яркий влажный рот. И такое желание его вдруг охватило, что даже в висках застучало. Не забыл еще, как это с ней... Как это ее... Однако сдержался. Спросил:

– Тебе-то что за беда от христиан? Они безвредные.

– Ну, это как сказать. Сами они, может, и ничего собой не значат, а вот вера их многое вокруг изменить способна. Потому и велела их прогнать.

– И Глеб мой тебя послушал? Никого не слушал, а тебе поддался?

– Да.

Игорь вдруг быстро подошел к ней, схватил за косу, притянул, так что лица их почти вплотную одно к другому оказались.

– А что обещала за то Глебу?

– Себя!

Игорь едва не рыкнул от гнева, Малфрида же рассмеялась. Мягко отстранив князя, стала говорить, что обманула Глеба, что не люб он ей, только помочь ему хотела да жизнь его болезную продлить, когда, разуверив его в словах христианских проповедников, заставила чародейской водицы испить. А ее она для князя Глеба сама в чаще лесной отыскала. Не так и много ее тут, в северных землях, но уж она постаралась добыть, заговорила на хранение да сцедила в долбленные из тыквы бутыли. Ну и Глеб не устоял, когда мертвой водой его омыла, а потом с заговорами живой водой напоила. Хоть хворобы вечные Глебовы отогнать смогла. Но разве Игорь и сам не заметил, что Глеб лучше выглядеть стал?

– Я заметил только, что по тебе он сохнет, – буркнул князь, отходя от Малфриды.

Они помолчали. Где-то по-прежнему кричала сова, гудел огонь в печи, тихо было так, что впору поверить во все небылицы чародейки. Положив руки на стол, Игорь всем телом оперся на сжатые кулаки. Много разных чувств бродило в его душе. Вот, думал, обниму сейчас ее, как раньше, зацелую до дрожи, покрою собой... Но отчего-то и подойти боялся. Боялся той власти, какую Малфрида всегда над ним имела. Как и над сыном его. И даже с каким-то злорадством поведал ей, что Глеб вновь о христианах помышляет. Что ж, выходит, и не так сильна ее власть над сыном?