Ураганные хроники - Плотников Сергей Александрович
Аркадий понял, что настало время применять магическую стимуляцию. Очень мягко, нежно, аккуратно — чтобы самую чуточку взбодрить, но только не напрячь. Он провел пальцами вдоль ее позвоночника, коснулся поясницы, вливая толику магии — и почувствовал, как девушка оживает под руками.
— Вот теперь, — сказал Аркадий. — Вот теперь давай, любовь моя. Ты, пожалуй, готова.
Сам он за собой совершенно не следил, несколько раз терял возбуждение, сосредотачиваясь на ее удовольствии, и возбуждался вновь — но теперь почувствовал, что готов, готов более чем, до каменной твердости, так, что, пожалуй, и не удержится, стоит только оказаться внутри… Впрочем, в первый раз даже лучше не затягивать.
Кто из них в итоге руководил процессом, Аркадий не мог бы больше сказать, но это было и неважно. Главное, он оказался внутри, а Леонида не плакала, не морщилась от боли, только тихонько дышала, широко, удивленно раскрыв глаза.
— Я… Могу продолжать? — спросил он.
— А?
— Можно? Ты уже привыкла? Или подождать еще?
— Наверное… Я не знаю… Не соображаю ничего…
На пробу он попробовал задвигаться в ней — и она поддержала его, помогла, подхватывая и усилия, и ритм. Аркадий ахнул; он даже близко не мог представить, что это будет так! Они двигались вместе, дышали вместе, вцеплялись друг в друга; он уже не мог определить, настигло ли ее такое же удовольствие, как его, знал только, что она застонала, когда он напрягся и выплеснулся в нее, и пробормотала: «Да, да, мой хороший, мой милый…»
И упала на него, дрожа.
Аркадий обнял ее крепко-крепко, желая, чтобы возможно было не отпускать вообще никогда.
* * *
Леонида проснулась в темноте, сразу и до конца, будто не спала вовсе. За окном знакомо перемигивалась реклама на доме напротив; часы на запястье сообщили ей, что времени — привычные четыре утра.
Она пошевелилась, раскинув руки и ноги. Как и следовало ожидать, Аркадия рядом не было. Он предупредил ее, что ему рано уходить утром — и на весь день. Какая-то важная миссия, дальний перелет. Его не будет ни в госпитале, ни на связи.
Как же жаль!.. Ей хотелось проснуться вместе. Проводить, поцеловать на прощанье.
Все тело до сих пор ощущалось ватным, бескостным, словно после долгого заплыва в бассейне или хорошей тренировки. Неудивительно!
Леонида улыбнулась в темноте. Как он рассердился, когда она попыталась просто без затей сесть на него. Кажется, следующую серию оргазмов Аркадий устроил ей чуть ли не в наказание! По крайней мере, после третьего или четвертого она точно умоляла его, что хватит и что она уже достаточно расслабилась, а он только сказал ей «по-моему, нет» — и продолжил.
Маньяк, однозначно. Но очень сексуальный. Как в старом дурацком (но все равно смешном) анекдоте.
Интересно, где он все-таки так научился? И главное, когда? Как врач, она точно знала, что он физически не сумел бы получить значимый сексуальный опыт в последние тринадцать лет. А за вчерашний день не успел бы так прокачаться, даже если бы занимался этим с утра до вечера со всем женским персоналом госпиталя поочередно! Неужели в самом деле просто из книг? Хотела бы она почитать те книги…
Или она попросту переоценивает его навыки? На ее взгляд, он действовал более чем уверенно, но ведь у нее самой не было никакой практики. Может быть, все в пределах статистической погрешности?
А, ладно, какая разница, когда так хорошо! Даже если к нему во сне эротические феи из истрелийской мифологии прилетали — она не против. Наоборот, этих фей стоит только поблагодарить.
Зевая, Леонида села на кровати. Вроде спала даже меньше, чем вчера, а чувствовала себя куда более отдохнувшей. И хорошо, потому что работы у нее сегодня непочатый край. В буквальном смысле! Организация нового института с нуля — это по определению поднятие целины. Аркадий ей успел еще сказать, прежде чем отрубился, что помещение должны были уже найти по линии СВБ, и что если сегодня Командор или кто-то другой из этой конторы позвонит, ей нужно съездить и осмотреть здание. А ведь обычных пациентов тоже никто не отменял!
Ну ничего. Аркадий как-то успевает; она тоже научится.
Леонида поискала у кровати очки и халат, вспомнила, как они раздевались вчера, вздохнула, приготовилась безуспешно искать очки в прихожей… и вдруг нашарила их на прикроватном столике! Надо же, Аркадий вспомнил про них и принес!
Кстати говоря, а ведь и постельное белье, на котором она лежит, не то, что вчера! Другой комплект. Поменял, выходит?
Отлично! Тот, который лежал вчера, был ее любимый, а этот не жалко, если кровь не отстирается. Может, он и халатик ей оставил?
Но нет, то ли на халатик его галантность не распространялась, то ли он просто не стал рыться в ее вещах. Или не знал ее домашних привычек. Скорее, последнее.
Леонида пожала плечам и направилась в кухню голышом. Надо найти что-нибудь пожрать; вчера так и не поужинала, живот прямо подводило.
А в кухне-то оказались горы еды! Видно, Аркадий вчера принес. Причем еды домашней. Где только добыл?
Пирожки с мясом были такие вкусные, что Леонида сходу схомячила три штуки, и только тогда подумала, что стоять голой в кухне, не включая свет, и есть — занятие довольно забавное, особенно утром после первой брачной ночи.
Тогда она поплелась в ванную, умыться, привести себя в порядок, накинуть что-нибудь…
Выполнив все пункты этой нехитрой программы (в качестве чего-нибудь фигурировала ее старая футболка с логотипом универа, размеров на десять больше, которую Леонида иногда носила в качестве ночной рубашки), она направилась в гостиную — пересобрать рабочую сумку. И вздрогнула.
Свет в гостиной был погашен, но на фоне окна вырисовывался черный широкоплечий силуэт. В ее кресле кто-то сидел!
— Привет, — сказал силуэт знакомым голосом.
— Уф… — Леонида взрогнула. И тут же обрадовалась; сердце забилось часто. — Ты еще не уехал? Не опоздаешь?
— Пока еще остался запас времени.
— А чего сидишь без света?
— Думаю, — сказал Аркадий, и в самом деле очень задумчивым тоном. — Иди сюда.
Леонида охотно пошла. Сперва ощупью — глаза еще не привыкли заново к темноте — а потом он поймал ее за руку, притянул к себе. Он сидел в кресле Леониды, за ее столом возле окна — место, которое она когда-то давно себе оборудовала с мыслью работать над диссертацией, но в итоге почти не использовала. Уже одетый (жаль). Смотрел на город.
— Так над чем думаешь? — спросила она, прижимаясь щекой к его груди.
К крепкой и надежной груди, в которой мерно и ровно билось сердце. Как хорошо! Невозможно даже подумать, что могло бы быть иначе.
На самом деле ей было почти что все равно, о чем он думает и не опаздывает ли он, лишь бы сидеть вот так у него на коленях подольше. Можно весь день, и пропади она пропадом, и работа, и эта его важная миссия… В его объятиях все вопросы сразу растворились, сделались несущественными.
Леонида знала, что это ощущение пройдет, что чувство долга вернет свои позиции. Но, пока оно не проснулось, наслаждалась его отсутствием, словно ребенок первым днем каникул.
— Над тем, что я очень много и очень долго ошибался, — сказал Аркадий, и Леонида ухом не просто слышала, а ощущала биение его голоса. — Мне, видишь ли, всегда представлялось, что люди, которые совершают глупости из-за каких-то там любовниц и содержанок, продают государственные секреты, ведутся на шантаж… Да хотя бы просто разбалтывают важную информацию симпатичным официанткам!.. Так вот, мне всегда казалось, что эти люди имеют какой-то серьезный порок умственного развития, который тем более опасен потому, что удивительно широко распространен! И это нашло отражение в некоторых моих аналитических выкладках. А все это время когнитивная недостаточность была, оказывается, у меня. Нужно будет пересмотреть некоторые долгосрочные прогнозы по определенным персоналиям.
Леонида хмыкнула.
— Да ладно. Не так уж ты и ошибался. Все от человека зависит. Ты сам из-за меня глупостей не наделаешь и тем более родину не предашь. Неважно, насколько хорошо нам вместе.
