Гарри Тертлдав - Ночь оборотней

— Не понимаю. Этот трокмэ всего лишь убегал, а тот малый в обители Сивиллы пытался нас прикончить. Однако после первого убийства я несколько дней не могла прийти в себя, а сейчас почти ничего не чувствую. Вернее, чувствую, что поступила как должно.

— Так оно и есть, — ответил Лис, хотя и знал, что это ее не слишком утешит.

Его вахта на этот раз была поздней и довольно странной, без привычного лунного освещения. Тайваз только что родилась, Эллеб представляла собой тоненький полумесяц, золотая Мэт тоже, а бледная неторопливая Нотос едва перевалила за первую четверть. Уже к часу ночи стало прохладно, тихо и удивительно темно. Бесчисленные тусклые звезды, которых он никогда прежде не замечал, усыпали небо своим серебром. Впервые на его памяти ничто их не затмевало.

Клеф умер рано утром. Он так по-настоящему и не пришел в себя после ранения. Жгут периодически ослабляли, но тут же затягивали, ибо рана не закрывалась, из нее продолжала течь кровь. Его поспешно похоронили и продолжили путь.

В тот день к ним присоединились еще двое солдат, на следующий — еще полдюжины, все пехотинцы. В результате Джерину пришлось значительно снизить темп движения, чтобы те, что шли пешком, не отставали от лошадей. Он сомневался, стоит ли дополнительное подкрепление такой задержки, и подумывал о том, чтобы отправиться дальше на одних колесницах. Вэн и Нордрик полностью его поддерживали. Райвин же советовал не торопиться. Вскоре его правота подтвердилась.

Отряд Лиса как раз выбирался из леса на открытое поле, когда раздавшийся впереди дикий вопль заставил всех схватиться за оружие. На расстоянии, едва превышавшем дальность полета стрелы, замер отряд трокмуа точно в таком же составе. Четыре колесницы и горстка пеших слуг. Около половины северян были одеты в захваченные у элабонцев доспехи. На прочих оставались их собственные штаны и туники, а один долговязый и сухопарый варвар был абсолютно гол. Не считая меча и прочего воинского снаряжения.

Джерин слышал, как за его спиной нарастает воинственный гул. Он знал, что его людям не терпится наброситься на трокмуа. Но ему не хотелось сейчас вступать в бой, по крайней мере с этими дикарями. Силы обоих отрядов были практически равными. Даже если ему удастся одержать победу, он уже не сможет отбиться от очередной банды лесных разбойников, которая обязательно появится у него на пути.

Трокмэ, казалось, одолевали те же сомнения. Их поведение крайне озадачило Лиса. Обычно дикари-северяне сначала кидались в бой, а уже потом размышляли, стоило ли это делать. Не веря своим глазам, он наблюдал, как их предводитель затрубил в рог. Раздавшийся звук был протяжным. Джерин, даже не будучи трубачом, узнал этот сигнал. Он означал приглашение к переговорам.

Он махнул рукой в знак согласия, слез с повозки и один пошел в поле, не обращая внимания на возмущенные возгласы своих людей. Возмущение, впрочем, быстро затихло после того, как Вэн объявил:

— Кто еще хоть что-нибудь вякнет, будет иметь дело со мной.

Его огромная ручища, сжимавшая в кулаке насквозь пропитанную потом кожаную рукоять булавы, напрочь отбила у горячих голов желание ему перечить.

Северянин встретил Джерина где-то на полпути от отряда к отряду, предупредительно демонстрируя пустые руки. Неожиданно пухлый для лесного разбойника, но обладающий кошачьей грацией, трокмэ низко поклонился и сказал:

— Я Дэгдогма, сын Аючарба, который был сыном Амергина — великого угонщика скота, который, в свою очередь, был сыном Лаега-кузнеца, который… — Джерин приготовился выслушать имена всех пращуров дикаря, десять-двенадцать колен каковых, несомненно, брали начало от какого-нибудь божества.

Именно так Дэгдогма и завершил свой рассказ:

— …который был сыном великого Фомора. — На этом трокмэ замолчал, ожидая ответной речи.

Но Лис решил этому варвару не открываться.

— Зови меня Тевисом, — заявил он, назвав первое пришедшее ему в голову имя.

Как и Дэгдогма, он говорил на элабонском.

— И ты сын… — вежливо подсказал Дэгдогма.

— Боюсь, ничей.

— Ну ладно, даже будучи незаконнорожденным, ты все равно мужчина с отличной командой бойцов. Не то чтобы нам не по силам с ними разделаться, но я считаю, что мне вовсе незачем рисковать жизнью моих парней. Думаю, лишний риск тебе тоже не к чему. Так зачем же нам драться?

Джерин стал присматриваться к Дэгдогме, подозревая подвох. Теперь он заметил то, чему сначала не придал значения. Женские, явно элабонские, кольца, нацепленные на мизинцы трокмэ, блестящие кожаные сапоги вместо характерной для лесных разбойников обуви из сыромятной кожи, набитые всякой всячиной колесницы. Наконец он понял, что перед ним не северный волк, а просто шакал, рыщущий в поисках легкой поживы.

Лис ощутил одновременно облегчение и презрение. Он быстро договорился с Дэгдогмой, так как нежелание вступать в схватку было обоюдным. Трокмэ засеменил обратно к своим и велел им сдвинуться на западную лесную тропу, чтобы пропустить отряд элабонцев.

Но многие воины Джерина были разочарованы, что их командир заставил трокмуа отступить с помощью разговоров, а не оружия.

— Я пошел с вами, чтобы убивать сукиных сыновей, а не похлопывать походя их по заду, — сказал солдат, присоединившийся к нему совсем недавно. — Если вы собираетесь и дальше так воевать, можете на меня не рассчитывать.

С этими словами он зашагал прочь. За ним последовали еще четверо столь же решительно настроенных пехотинцев. Вэн вопросительно взглянул на Джерина, готовый броситься за ними вдогонку и силой приволочь всех обратно. Тот отрицательно помотал головой. Он никого не хотел принуждать.

С другой стороны, он с любопытством поглядывал в сторону Нордрика. Джерин не сомневался, что вспыльчивый, вздорный барон тоже покинет его после отказа от битвы. Смачно сплюнув, Нордрик сказал:

— Это лишь свинья с рыжими усами. Она вряд ли стоит того, чтобы сейчас ее резать. Вскоре нам предстоит настоящее сражение. По-моему, кровопролитие любит тебя не меньше, чем мухи — мед.

Этого мне еще не хватало, подумал Джерин, но что-то подсказывало ему, что Нордрик прав.

По мере того как отряд продвигался на север, им все чаще попадались следы хаоса, который сеяли за собой трокмуа. Трупы вдоль дорог (то элабонских воинов, то самих лесных разбойников, то множества крестьян, убитых ради забавы), опустевшие фермерские деревни (многие дотла сгоревшие), туши жестоко зарезанного скота, разлагающиеся на солнце, вытоптанные до основания или выжженные поля овса и пшеницы и множество разрушенных крепостей. А на нетронутых замках красовались дикарские флаги. Это означало, что по крайней мере какая-то часть трокмуа уже не разбойничает на дорогах.