Эльфарран - Записки неординарной эльфийки

Конец, И я надеюсь, что это конец

 Книга в роскошном черном переплете из змеиной кожи.

К острову блаженной мечты мы должны были подойти во второй половине дня. Мои спутники начали сворачивать парус и готовить снасти для причала. Я стояла обдуваемая легким ветерком. Крики чаек становились все громче, они пикировали на наши рыбные запасы, не останавливаясь даже перед сеткой, натянутой для защиты от таких нахалок. Легкая грусть и ожидание встречи с семьей беспокоили меня всё больше. Ведь наказание никто не отменял, и нежелание моих родителей оживить давно угаснувшие чувства я пойму и не стану роптать. Мне надо жить с моим народом, ведь как я ни старалась я нигде не стала своей, даже спутникам я тоже достаточно надоела. Просто совместная борьба за обретение этого острова очень сблизила нас, порой мы уже понимали друг друга без слов. Всё четче вырисовывались причудливо изогнутые крыши, заросшие вьющимися розами, виднелись ухоженные палисадники, даже галки с вычищенными клювами строго и невозмутимо поглядывали на блестящие украшения беседок. Всё чисто и благопристойно.

Ворча, Гимли развернул причальный канат и набросил его на торчащие из воды сваи, лоснящиеся от влаги, черным переливающимся лаком. Несколько прибрежных зевак дружно воззрились на нас – весьма колоритную группу – и запинаясь поинтересовались, какого рожна нам надо. Эльф выразил свою радость от встречи с необразованными соотечественниками, затем представил нас с перечислением всех титулов и родственников до пятого колена, кратко описал наши приключения и в завершение сразил их всех простой фразой.

– А я ваш аранен.

Что тут началось! Каждый хотел пожать ему руку, заглядывая в глаза и воспевая дифирамбы его мужеству, все больше эльдаров окружало нашего друга, вежливо отирая нас на периферию. Оказавшись вне всё нарастающей толпы, Гимли сказал мне:

– Ну его, пошли к твоим родственникам, – и мы зашагали по направлению к городу.

Добрые жители показали небольшой домик, скрытый цветущим виноградом почти до крыши, маленькие окошки с традиционной пеларгонией, заросли мяты и укропа, вышитые коврики с котятами, да, это точно мой дом. На крыльце руки внезапно перестали меня слушаться, и я сдавленным шепотом попросили Гимли постучаться. Раздались легкие шаги, на пороге возникла моя любимая мамочка. Несколько морщинок под бирюзовыми глазами, устало поджатые губы сказали всё без слов. Я прижалась к такой родной и бесконечно милой маме. Наши слезы слившись в один поток залили порог и медленно перетекли в комнату. Оттуда донесся недовольный голос отца, божественная музыка этого голоса окончательно привела меня в восторженное настроение, и я, конечно, забыла представить гнома. Тот, вздохнув, поспешил ретироваться в направлении моря, ворча о нашей излишней сентиментальности. Когда утихли первые восторги, и речи наполнились смыслом, я узнала, что все братья женились, а сестры уже развелись и снова вышли замуж, так что мои предки остались одни, и лишняя дочь им не помешает. Отец высказал мысль о подаче прошения на высшее лицо нашей страны, короля Ар-Трандуила, о моей реабилитации за прошествием стольких лет. А мама пошла еще дальше, сообщив твердое решение, больше никогда со мной не разлучаться. Мне казалось, что я лопну от полноты чувств.

Дни летели незаметно. Окруженная родительской любовью, я старательно изображала примерную дочь. Довольно улыбаясь, мама по пять раз на дню переплетала меня, вознося благодарственные молитвы за возвращение моим волосам естественного цвета. Она перешивала мои старые платья, подгоняя их к последней эльфийской моде. Отец, как и обещал, подал прошение в совет двенадцати и каждый раз, проверяя почту, возмущенно фыркал не найдя оправдательного документа. Вечерами я убегала на берег моря, где уже застаивался наш корабль. Цепляясь длинными рукавами за прибрежные кусты спешила подбодрить покинутого друга, не оставляя его в одиночестве. Гном наотрез отказался жить во дворце и ютился на причале. Сидя с ним на корнях меллорнов, мы пекли лепешки. Я торжественно обещала, что поеду с ним в Морию. Только ещё немного поживу дома.

– Вы, эльфы, слишком привязаны к своим лесам, и сковырнуть вас отсюда очень сложно.

От скуки Гимли вырезал фигурки животных и раздавал их детям. В те дни я не могла решить, что для меня важнее, родной дом или вожделенная свобода и, раздваиваясь, сходила с ума. Конец этому мучительному чувству положила газета. Точнее, её первая страница, на которой крупным шрифтом было напечатано объявление о весеннем бале, внизу как всегда были приписки: форма одежды самая торжественная – белые цветы в руках дам и голубые галстуки на шеях кавалеров, тип прически строгий, без излишеств.

– Что-то странное, – мама насторожилась, – последний раз голубые галстуки надевали на бракосочетание короля. Ты не помнишь милый? Где твой галстук?

И начавшиеся поиски дали мне возможность незаметно ускользнуть.

– Зачем мне этот ошейник. Я же не собираюсь танцевать. – Отец начинал нервничать

– Нам не до танцев, – когда дело касалось семьи, мама была тверда как скала. – Надо вывести Эльфи. Глядишь, и она найдет свое счастье.

– Мое счастье с вами, – выкрикнула я, спотыкаясь о порог, – и почему я должна искать что-то ещё.

– Так положено, – хором ответили родители, не переставая перетряхивать один из многочисленных комодов.

Гимли был в отвратительном настроении. Грозно сопя, он разматывал парус.

– Если ты хочешь увидеть Морию, то собирайся. На рассвете я ухожу. Рассеяно хлопая густо накрашенными ресницами, я, внезапно ощутив слабость в ногах, села на песок, не заботясь о сминаемом белоснежном платье.

– Вы уходите, завтра? Что произошло?

– Я ухожу один. Эльф остается. – И видя, что я никак не войду в суть дела, он раздраженно добавил. – Он женится. Сегодня мне сказал. Так ты со мной или присоединишься к набираемой свите будущей принцессы?

Почесав затылок, я прикинула: мама, конечно, выбьет мне место, и потянутся скучнейшие годы – утреннее вышивание, пение, танцы, присутствие на длиннющих церемониях, смысл которых уже забыли самые старые мудрецы.

Подобрав, крепко накрахмаленный подол, я вошла в прозрачную воду прибоя, из темнеющей бездны на меня глянула выбеленная лунным светом, с тугими, серебряными косами, строгая повзрослевшая эльфийка.

Эльфи, где ты, где брызжущая энергия глаз, где смешливый рот, готовый хохотать над любой шуткой, где растрепанный рыжий ирокез. Ты ли это Эльфи?

– Я с тобой, Гимли. Только станцую разок на балу и уйду на рассвете. Если я задержусь ещё немного, то однажды проснувшись, рискую не узнать себя в зеркале.