Елена Хаецкая - Царство небесное

Онфруа знал, что говорят о нем, когда думают, будто он не слышит. Его считают бесхарактерным, слабым, маленьким — выросшим, точно девчонка, у ног сильного, решительного деда. Вечный сиделец на детской скамеечке, вечный богомолец, убежавший от пирующих гостей в тишину пустой часовни. «Где же ваш внук, Онфруа?» — «Наверняка опять в часовне — сладу нет с этим мальчишкой, — но, впрочем, не трогайте его: у него слезы близко!»

Знакомая с детских лет тоскливая скука охватила Онфруа, когда бароны один за другим поднимались со своих мест и провозглашали королевой — Изабеллу Анжуйскую, а королем — ее супруга, знатного рыцаря Онфруа из Торона. Так же невыносимо делалось ему на пирах, где требовалось являть доблесть, поглощая в больших количествах мясо, заедая его квашениной и запивая почти не разбавленным вином.

Все это было совершенно бессмысленно, хотя имело вполне возвышенный вид.

И точно так же не обладало никакой земной опорой то, что сейчас излетало из уст всех этих прекрасных и доблестных сеньоров. Все их благие пожелания падали в пустоту и растворялись в небытии. И если правда то, что за всякое пустое слово с человека спросится, то сколько же таких долгов сейчас было наделано!

Онфруа не стал возражать. Сидел с неподвижным лицом, молчаливый, блеклый. Ни разу его серые глаза не блеснули, только длинный нос клонился к подбородку все более уныло.

И поглядывая на молодого Торонского сеньора, Бальян д'Ибелин покусывал палец перчатки. А его друг Раймон ничего не замечал. Каждое новое баронское выступление еще глубже повергало его в пучины восторга.

Молчание Онфруа должно было насторожить Бальяна. Но Ибелин был слишком занят Раймоном, его безумием, его ловкой — слишком ловкой — интригой.

И одним ударом Онфруа разрубил все хитросплетения — политики, умелого манипулирования законами Королевства, глубочайшего знания людей… Потому что Раймон знал людей своего круга и своего поколения. Дети, которыми он хотел управлять, оставались для него незнакомцами.

Ночью Онфруа оделся, вооружился и разбудил свою жену.

— Мы уезжаем в Иерусалим.

— Королевство! — заплакала Изабелла. — Я хочу мое наследие!

— Может быть, вы хотите графа Раймона? — спросил Онфруа тусклым голосом и, даже не видя жены, понял, что она смутилась.

— При чем тут граф Раймон? Зачем вы говорите мне о нем?

— Потому что мы не сможем совладать с ним, если Ги и ваша сестра будут нашими врагами. Опомнитесь, Изабелла! Вы — младшая, вы — почти дитя. Они не позволят вам управлять…

— Но ведь я бы справилась!

— Они в это не верят. Вы — женщина и дитя… радость моя, в стране начнется война между баронами. Вы желаете этого?

— Нет…

Онфруа взял ее за руку и потащил за собой. Всхлипывая от обиды, они шла за ним, и вместе они выбрались из покоев.

Лошади были для них оседланы. Двое солдат из Торона приготовили их для своего господина. Они прибыли в Баниас вместе с Онфруа и сейчас намеревались сопровождать его в Иерусалим.

— Хорошо, — сказал им Онфруа, проводя ладонью по седлу. В лунном свете видно было, как широко улыбнулся солдат.

Осторожные руки подхватили Изабеллу и помогли ей сесть в седло. Четверо покинули Баниас, и никто не посмел остановить их.

Всю ночь и весь день они добирались до Иерусалима. Им пришлось остановиться и переждать жару. Изабелла не была беременна, но Онфруа опасался — как бы не повредить ее здоровью.

В пути они почти не разговаривали. Изабелла размышляла над тем, что сказал ей муж. Война между баронами. Но неужели граф Раймон настолько слеп, что согласен подвергнуть Королевство опасности взаимной распри? Это казалось невозможным.

— Люди с годами теряют чутье, — спокойно ответил ей Онфруа, когда она наконец решилась спросить об этом. — Раймон уже стар.

Спустя короткое время она задала ему еще один вопрос.

— Откуда вы так уверены в том, что Ги де Лузиньян хорошо примет нас? Ведь я — соперница моей сестры-королевы! Вдруг он захочет нас уничтожить? А вы так безрассудно предаетесь на его власть!

— Ги де Лузиньян был помазан в Храме, он получил корону из рук государыни, которую признали законной прелаты Королевства. Мне безразлично, что он сделает с нами. Мы не можем идти против королевской власти, потому что она священна, потому что она — от Бога, а мы все живем на этой земле ради Бога. Поймите же, любимая: самим рождением в Святой Земле мы посвящены Господу.

— И даже если Лузиньян решит отрубить вам голову, чтобы избавить Королевство от соперника… — начала Изабелла.

Некоторое время ее муж молчал, и она вдруг поняла: он с предельной ясностью высказал ей все, что лежало у него на сердце. Он на самом деле так считает.

И как будто новыми глазами посмотрела на него Изабелла: мягкий, но выразительный профиль, глубоко посаженные глаза, полоска губ, совсем тонких, бескровных. Теплый свет и взвешенная в воздухе пыль окутывали его, он казался отделенным от мира людей и надежно защищенным.

— Вы любите меня? — спросила Изабелла.

Он повернулся к ней и тихо улыбнулся.

— Очень, — сказал он. — Даже не сомневайтесь.

Впереди был Иерусалим. Великий город, в котором никогда не будет короля Онфруа.

— Здесь сеньор Онфруа с супругой, — объявил слуга, когда король и королева, окруженные преданными вассалами, находились в большом пиршественном зале, где, согласно старой традиции, тамплиеры устраивали грандиозный пир по случаю коронации.

Пиршество длилось третий день. Ги и Сибилла уже почти ничего не ели и не пили: они сидели рука об руку во главе огромного стола, неподвижные и красивые, как надгробные изваяния. У них не хватало сил даже на то, чтобы обменяться взглядами.

Гуфье отбыл, никем не замеченный, намереваясь сообщить своему господину во всех подробностях историю о коронации Лузиньяна. Тамплиеры пропустили «цистерцианца», который изъявил намерение покинуть Иерусалим, но остановили у ворот четырех всадников: двоих солдат, рыцаря и женщину.

Рыцарь сказал так просто, словно не происходило ничего особенного:

— Пропустите нас в город, добрые братья. Я — Онфруа Торонский, а это — моя жена, госпожа Изабелла.

Тамплиеры переглянулись. Самый опасный из противников Ги явился лично, да еще с женой и без отряда вооруженных воинов! Как это следовало понимать?

— Граф Раймон — самый хитрый лис, какого только видывало солнце, — сказал орденский брат, старший в отряде. — Я должен сообщить обо всем магистру.

Онфруа и Изабелла, не сходя с лошадей, въехали на двор и остановились прямо за воротами, где их окружили тамплиеры. Двое солдат, бывших с ними, спешились и спокойно предались в руки стражи.