Ирина Анненкова - Медные колокола

- Глупыш! – я обняла Ванятку, и он доверчиво уткнулся носом в моё плечо. – А сама-то я кто? Конечно же, я тебя не боюсь, как не боялись твои родители, верно?

- А что, чародеи вообще не боятся таких, как я? Значит, и Дар тоже? – боясь поверить своей удаче, спросил мальчик.

- Конечно. Но вот при обычных людях, не волшебниках, ты свои способности пока не демонстрируй, хорошо?

Мир между нами был восстановлен, однако Ванька по-прежнему целыми днями проводил у Тинки и Хитреца (тьфу ты, Пилигрима!), чистя их, наводя на шкуры глянец, разбирая по волоску хвосты и гривы, возясь со сбруей; а иногда он просто валялся на копне сена, болтая с добродушной кобылой. Степка, как правило, торчал там же, активно сокращая поголовье местных мышей, а Горыныч с утра до вечера пропадал в лесу, утверждая, что изучает окрестности. Кот сплетничал, что на самом-то деле грач ничего не изучает, а обзавелся подружкой из местных. Я только посмеивалась и с расспросами не лезла – всё равно до моего полного выздоровления продолжать путешествие нельзя, опасно.

Каждый день Дар ненадолго подключался к моей залатанной ауре, чтобы проследить за ходом ее восстановления. Меня он в тонкости процесса не посвящал, а я и не спрашивала, отчасти скованная странной апатией, отчасти – боясь услышать ответ, а отчасти – из недоверия. Магия по-прежнему находилась под строжайшим запретом, и мне не разрешалось сварить даже несложное снадобье. Впрочем, это не означало, что Дар не использовал зелья: мне ежедневно выдавалось несколько склянок с разнообразными настоями и отварами, приготовленные им собственноручно. Пришлось даже признать, что в этих вопросах он разбирается вовсе не хуже меня. Да и заклинания применяет такие, что мне и не снились. Начиная с четвертого дня лечения, Дар, недовольный достигнутыми результатами, начал поить меня какой-то умопомрачительной дрянью, про которую сказал, что о ее составе мне лучше не знать, иначе я могу предпочесть смерть в муках. Я сочла за благо не настаивать. Чтобы проглотить вязкую вонючую жидкость, мне приходилось крепко зажмуриваться и зажимать нос, но с этого дня я пошла на поправку. Теперь при осмотре мой лекарь удовлетворенно хмыкал, а вчера даже обмолвился, что через денек-другой мои силы полностью восстановятся. И это означало лишь одно: снова в путь!

- Ну что, Горыныч, готов ехать дальше? – невинным голосом поинтересовалась я.

Старый грач сидел рядом со мной на крыльце, греясь в теплых лучах солнца.

- Я-то готов, - ехидно скрипнул он, - а вот некоторые не поедут, а пойдут!

Я вздохнула. Это точно: с Хитрецом нам придется распрощаться.

- Ну, ничего! Тут уже, должно быть, недалеко. А ты, летая по лесу, часом ничего не видел, не слышал?

- А он и не смотрел, - прокомментировал дремлющий у меня на коленях Степка, не открывая сладко зажмуренных глаз. – Он никуда не летал, а в здешнем лесу местную демографию изучал. Там такие, я вам доложу, дамы…

- Вранье! – возмущенно каркнул Горыныч, пытаясь клюнуть лохматого интригана. Изящным движением кошак увернулся от карающей длани, то бишь клюва, и показал грачу язык. Укрывшись от возмездия за моей спиной, он принялся поддразнивать Горыныча какой-то Чарной, умницей и красавицей, хозяйкой большого справного гнезда, расположенного на старой березе. Птиц надменно раздулся, распушив блестящие черные перья.

- Горыныч! Что это за ещё за Чарна? – строго спросила я, стараясь не расхохотаться. – Ты здесь нашел себе зазнобу? А как же Драга?!

Драгой звали крупную угольно-черную грачиху, каждую весну прилетавшую в Черный Лес. Было замечено, что последние годы Горыныч с нею очень любезен. Ну что ж, грачи живут долго, их отношения развиваются медленно, но всё же я не теряла надежды понянчить маленьких говорящих грачат прежде, чем у меня выпадет последний зуб.

- Что ты несешь, нет, ну что ты несешь?! – с отвращением глядя на кота, воскликнул Горыныч. – Вот причем тут Чарна? Ты бы лучше о деле подумал, сплетник! А далеко я не летал, потому что здешние грачи меня предупредили, чтоб я из леса ни крылом! В горах с некоторых пор поселились какие-то существа - не то хищные птицы, не то крылатые звери, не то нежить - и те птицы, что осмеливались туда летать, обратно не вернулись. Так что, придется нам на ходу ориентироваться.

- Разберемся, - успокоила его я. – Неплохо бы нам только разузнать, где находится Синие Горы. Ты бы, что ли, слетал, да у своих лесных знакомцев поспрашивал, а?

- А что далеко лететь? – раздался у меня за спиной слегка насмешливый баритон. От неожиданности я подскочила на месте и чуть не свалилась со ступеньки. Степан резво спрыгнул с крыльца, а Горыныч захлопал крыльями и грузно перелетел на растущий у забора куст сирени, закачавшийся под его тяжестью.

В дверях избы стоял Дар и внимательно разглядывал нашу троицу.

- Зачем же лететь? – повторил он. – Вот же они, Синие Горы.

И махнул рукой на поросший голубоватым ельником холм, нависавший над нашими головами. Я захлопала глазами. Вид и меня, должно быть, был не самый умный. Парень хмыкнул:

- Ну-ка, подвинься, - и плюхнулся на крыльцо рядом со мной. – Поговорим?

Я пожала плечами. Он, конечно, мне жизнь спас, спасибо ему большое и всё такое прочее, но откровенничать с ним я не собиралась.

- Тепло-то как! – Дар блаженно зажмурился, подставляя нос солнцу.

- И не говори! Наконец-то пришла настоящая весна! – с готовностью подхватила я. Он меня что, совсем за дуру держит?

Парень покосился на меня и захохотал.

- Ну, вот и пообщались!

Я поджала губы. С тобой, язва, только так и общаться!

- Ладно, не сердись, - он всё продолжал фыркать. – Ты мне лучше вот что скажи: дядька Осмол утверждает, что ты Старого Медника разыскиваешь. Это правда?

Я залюбовалась на маленькое белое облачко, всё в кружевах и кудряшках, усевшееся на верхушку громадной сосны. Разглядывая эту игру природы, я начала насвистывать любимую сельскими девчатами песенку «Летит, летит соловушка». Дар меня не торопил. Я дошла уже до того места, когда черный ворон поволок маленького певца на прокорм своему прожорливому потомству, когда парень не выдержал и всё-таки всхлипнул от старательно сдерживаемого смеха. Я насупилась.

- Ой, ну всё! – отсмеявшись, сказал он. – О погоде побеседовали, песню прослушали, давай и о деле поговорим. Так зачем ты его искала?

Может, теперь сплясать? Так ведь, посмотрит, гад, а потом всё равно к своему вопросу вернется.

- А тебе зачем? – как можно суше спросила я. А ведь и верно: дед Осмол что-то такое бормотал про Старого Медника, даже пытался нас им застращать. Но я умудрилась про это совершенно позабыть…