Филип Пулман - Янтарный телескоп

— Может, они и не знают, куда идут, но идут туда вместе, — сказала Лира. — Лучше пойти с ними.

— Думаешь, в этом мире у них были деймоны? — спросил Уилл.

— Не пойму. Если бы ты увидел такого в своем мире, ты бы догадался, что он дух?

— Трудно сказать. Выглядят не совсем нормально… У нас в городе я видел одного человека, он ходил около магазинов, всегда с одним и тем же пластиковым пакетом, ни с кем не разговаривал и никогда не заходил внутрь. И на него никто не смотрел. А я воображал, что он дух. Они на него немного похожи. Может, в моем мире полно духов, а я этого не знал.

— В моем — вряд ли, — с сомнением сказала Лира.

— В общем, кажется, здесь мир мертвых. Их только что убили, те солдаты, наверное, и теперь они здесь — и здесь все так же, как в мире, где они жили. Я думал, в нем будет все по-другому…

— Но здесь смеркается, — сказала она. — Гляди! Она схватила его за руку. Уилл остановился и посмотрел вокруг: она была права. В Оксфорде незадолго до того, как он набрел на окно и шагнул через него в мир Читтагацце, случилось солнечное затмение, и вместе с миллионами других людей он стоял днем на улице и наблюдал, как гаснет яркий дневной свет и погружаются в жутковатый сумрак дома, парк, деревья. Все оставалось отчетливым, как днем, но освещение постепенно уменьшалось, словно вся сила вытекала из умирающего солнца.

Сейчас происходило нечто подобное, только страннее, потому что контуры вещей тоже теряли определенность и становились расплывчатыми.

— И не похоже на то, что слепнешь, — испуганно сказала Лира, — мы же видим вещи, они сами как будто гаснут и растворяются…

Краски уходили из мира, капля за каплей. Вместо яркой зелени деревьев и травы — зеленоватая серость, тусклый серо-песчаный цвет еще недавно желтого поля кукурузы, тусклая кроваво-серая окраска кирпичей, опрятного фермерского дома…

Люди, которых они постепенно нагоняли, тоже заметили это и показывали пальцами, хватали друг друга за руки, прося подтверждения.

Единственными яркими пятнами во всем ландшафте были сверкающие — красно-желтое и ярко-синее — тела двух стрекоз и их маленькие наездники, да еще Уилл, и Лира, и пустельга-Пантелеймон, вьющийся над ее головой. Они почти нагнали процессию, и теперь было ясно: это духи. Уилл и Лира невольно приблизились друг к другу, но бояться было нечего, потому что духи боялись их гораздо больше и не хотели к ним приближаться.

Уилл крикнул:

— Не бойтесь, мы вас не обидим. Куда вы идете? Они посмотрели на самого старшего среди них, словно он был их проводником.

— Идем туда, куда все уходят, — сказал он. — Я как будто знаю, но не помню, чтобы когда-нибудь об этом слышал. Должно быть, по этой дороге. Мы поймем, когда придем в нужное место.

— Мама, — сказал ребенок, — почему стало темно днем?

— Тише, милый, не бойся, — отозвалась мать. — От того, что боишься, лучше не будет. Мы умерли, наверное.

— А куда мы идем? — спросил ребенок. — Мама, я не хочу быть мертвым!

— Мы идем к дедушке, — с тоской в голосе сказала мать.

Ребенок был безутешен и горько плакал. Остальные смотрели на мать — кто с сочувствием, кто с раздражением, — но помочь ей ничем не могли и уныло плелись дальше по угасавшей, расплывавшейся местности, а ребенок все плакал тонким голоском, плакал, плакал.

Кавалер Тиалис, что-то сказав Салмакии, помчался вперед. Уилл и Лира жадным взглядом следили за яркой энергичной стрекозой, уменьшавшейся вдали. Дама слетела на руку Уилла.

— Кавалер полетел посмотреть, что впереди, — объяснила она. — Мы думаем, местность погружается в сумрак потому, что эти люди ее забывают. Чем дальше они отходят от своих домов, тем темнее тут будет становиться.

— Но зачем же они уходят? — спросила Лира. — Если бы я была духом, я осталась бы в знакомых местах, а не побрела бы неизвестно куда, чтобы заблудиться.

— Они несчастливы здесь, — догадался Уилл. — Здесь они умерли. Поэтому здесь им страшно.

— Нет, их что-то влечет туда, — возразила дама. — Их гонит вперед какой-то инстинкт.

И в самом деле, теперь, когда их деревня скрылась из виду, духи двигались более целеустремленно. Небо потемнело, как перед сильной грозой, но никакого электричества в воздухе, как бывает перед грозой, не ощущалось. Духи упорно шли вперед. Перед ними лежала прямая дорога, а местность вокруг почти совсем уже лишилась деталей.

Время от времени кто-нибудь из них оглядывался на Уилла и Лиру или на яркую стрекозу с наездником — как бы с любопытством. Наконец самый старший сказал:

— Вы, вы, мальчик и девочка. Вы не мертвые. Вы не духи. Зачем вы идете с нами?

— Мы попали сюда по случайности, — сказала Лира, опередив Уилла. — Я не знаю, как это произошло. Мы хотели спастись от тех людей и как-то оказались здесь.

— Как вы поймете, что пришли куда надо? — спросил Уилл.

— Я полагаю, нам скажут, — уверенно ответил дух. — И, надо думать, отделят грешников от праведников. Теперь молиться незачем. Поздно молиться. Молиться надо было при жизни. Теперь бесполезно.

Ясно было, к какой группе он причисляет себя, и так же ясно, что, по его мнению, она не будет многочисленной. Остальные духи выслушали его обеспокоенно, но он был единственный у них вожатый, и они шли за ним не прекословя.

Шли, брели безмолвно под меркнувшим небом, которое вскоре стало тусклым, железно-серым и больше уже не темнело. Живые смотрели по сторонам, вверх, под ноги, в надежде увидеть что-нибудь яркое, веселое, но все было напрасно, пока впереди не показалась искорка, мчавшаяся по воздуху в их сторону. Это был кавалер Тиалис, и Салмакия с радостным возгласом пустила свою стрекозу ему навстречу.

Они поговорили и подлетели к детям.

— Впереди город, — сказал Тиалис. — Он похож на лагерь беженцев, но явно стоит там несколько веков, если не больше. И мне кажется, что за ним море или озеро, но оно закрыто туманом. Я слышал крики птиц. Туда стекаются люди со всех сторон, сотнями каждую минуту, люди, похожие на этих, — духи…

Духи тоже прислушивались к его словам, но без большого любопытства. Они как будто отупели, впали в оцепенение, и Лире хотелось встряхнуть их, расшевелить, чтобы они начали сопротивляться, искать выход.

— Уилл, как нам помочь этим людям? — сказала она.

Но ему ничего не приходило в голову, и они шли дальше. И вот на горизонте, слева и справа, стало угадываться какое-то движение, а впереди в стоячем воздухе вяло поднимался грязный дым, еще больше затемнявший унылое небо. А то, что двигалось вдалеке, оказалось толпами людей или духов: цепочками, парами, группами, по одному, все с пустыми руками, сотни, тысячи мужчин, женщин и детей плелись по равнине к источнику дыма.