Бармалей и Снегурочка - Геннадий Тарасов
– Дальше нам придется разделиться.
– В смысле? – удивился Бармалей. – Вы хотите взять все дальнейшее на себя?
– Нет-нет, – Гредень вдруг смутился, должно быть, от непонятливости Бориса. – Не совсем так. На данном этапе нам с Волатом лучше вернуться домой. Отойти, так сказать, на исходную позицию.
– А че я? – вдруг обиделся Волат. – Че я? Я как раз могу...
– Ну, что ты можешь, горе мое? Ты себя видел? Ты не человек, ты гора! Теперь к дому Мороза Ивановича надо скрытно, то есть, тайно подобраться, чтобы никто ничего не заметил. А с тобой, что за скрытность? Никакой скрытности! Ты когда ползешь, и то дорогу новую прокладываешь. Тебе стоит ногой двинуть, и все тут же будут знать, куда ты собрался. У Карачуна знаешь, сколько глаз повсюду? О! Полным-полно, я тебе доложу. И волки, и медведи-шатуны, и воронье, и ветра залетные-перелетные. Короче, выведывание, вынюхивание и выпытывание поставлены на широкую ногу, сбор разведданных идет постоянно, все у него под контролем.
– Да ну!
– Я тебе говорю! Так что, нам с тобой к Карачуну пока лучше не соваться. Мы с тобой, мой друг, потом, когда назреет, выступим да на подмогу придем. А пока вот эту штуку кудесную... Дай-ка. – Берендей осторожно, но решительно отобрал у Бармалея мароту, которую тот так все и прижимал к себе. – Эту штуку надо покуда надежно укрыть, чтобы в руки Карачуну не попала. Иначе беда может приключиться, ежели он, к примеру, палицу эту в огонь бросит. А ведь в ней вся суть Мороза Ивановича заключена. Нет-нет, никак нельзя, чтобы это берендейство к Злозвону попало.
Все затихли, прислушиваясь и переживая слова кудесника. И, будто откликаясь на них, глаза берендейки полыхнули яростным пламенем.
– Ух! – воскликнул Бармалей. – Ты смотри, что делается! Похоже, Гредень, что осерчал на тебя Дед Иванович крепко.
– Еще бы, мряу! Такая подлянка!
Кот Баюн сидел на снегу, как король на именинах, развалившись, сплетя лапы по-турецки и откинувшись спиной на склонившуюся до самой земли густую еловую ветку. Настроение его немного улучшилось, но еще не до конца. Потому, был он в словах своих не зол уже, но ироничен и порой язвителен. Преимущественно к берендею, что понятно.
– Я же не хотел! – вновь завел свою покаянную песню Гредень. Никто ему не верил, не сочувствовал, ай, ай!
– Так, может, нам сразу, уф, с Мороза Ивановича и начать? – спросил леший. – Освободим его, тогда и со Злозвоном легче будет справляться!
– Было бы неплохо! Но для начала надо найти, где его Карачун укрывает. Ведь не дома же? Мне кажется, что спрятал он его где-то в закромах своих ледяных. Возможно, место то сыскать непросто будет. А забраться туда, я думаю, еще сложней, чем в банк.
– В банку, мряу, мы не полезем.
– Снегурка, может, что нам подскажет... Я вот, думаю... А не мог он его, стынь-полынь, вообще, того? Навсегда жизни лишить? Он мог. Долго собирался, и вдруг дорвался. Мог.
– Ну, нет, леший, не выдумывай! Такой власти у черного нет. В полон взять, это одно, а вот изничтожить – совсем другое. Никто ему такого не позволит, чтоб равновесие опрокинуть. Нет.
– Однако же, мряв, посох волшебный Мороза Ивановича, где? У Каррррачуна. Мамаша Фи сказывала, что в рруках у него теперь двойная сила холода. О как! Он, ежели захочет, может всех, весь мир может до смерти заморрозить.
– Тем более! Осторожность нужна. Сначала все разузнаем, а потом уже думать будем, что можно сделать, да как к Владыке Зимнего Солнцеворота подобраться.
– И как у него, темного, посох Мороза Ивановича изъять!
– Именно.
– Что ж, на том и порешим, – подвел черту Бармалей. – Вы – как хотите, а я – как знаю. Мне все равно нигде не отсидеться, да и не за этим я в Волшебный лес пришел, чтобы отсиживаться. Я Снегурку вызволять пришел, туда мне и дорога.
– Ну, ты, парень, не раскисай прежде времени? – успокоил его Андрейко. – Мы с Лютиком с тобой идем. Так, кот? Потому что это правильно, прежде всего. Опять же, нас на это и Хозяйка благословила.
– Веррно! – поддержал мохноногого Кот Баюн.
– Так и мы же с вами! – заверил их Гредень, с сожалением в голосе и прижимая берендейку к груди. – Но не сразу, мы чуток попозже подтянемся. А покуда, мысленно с вами.
– Конечно! – как бы ни к кому не обращаясь, высказался Баюн. – Норрмальные герои всегда идут в обход! И никуда не торропятся! А куда им торопиться? Некуда! Везде успеют.
– Да ладно тебе, – сказал Гредень примирительно, он явно не желал ввязываться в словесную перепалку. – Сказано же, мы придём – когда в окно ударит вьюга. Ждем от вас добрых известий и прочих знаков внимания. А нам пока надо еще в берлоге прибраться. Из-за кого она нынче в таком состоянии? А? То-то!
– Ладно, ладно... – сказал кот беззлобно. – Иди, лечись. Смотрри только, опять не обделайся...
Волат сорвал с головы шапку и прижал ее к груди, всем видом показывая, как он сожалеет, и как не хочется ему оставлять трех героев одних перед неизбежной схваткой с Карачуном. Ведь он могучан, магут, герой по своей сути, для него на подвиг идти, как на работу, как пахарю поле пахать. Если не он, то кто? Однако приходится бросать их одних, и в самый судьбоносный момент. Но, видимо, что-то связывало его с Греднем более сильное, чем желание и стремление следовать своему предназначению. Чему до поры до времени не мог он противиться. Эх!
– Ну, прощавайте, – сказал кудесник.
– Не поминайти лихом! – вторил ему великан. Он осторожно посадил берендея себе на плечо и, повернувшись, в три шага скрылся за елками. Какое-то время еще слышался шум осыпавшегося с веток снега, но скоро все стихло.
Тишина в лесу волшебном установилась настороженная, хрупкая, как первый ледок, который только и ждет, когда на него наступят, чтобы треснуть. А утро в лесу расцветало тревожное, не сулившее скорой и неизбежной радости днем.
– Что, пойдем и мы? – спросил приятелей Бармалей. – Только куда? Можем по дороге подумать...
– Что тут думать? – возразил Баюн.
