Страницы боли - Трой Деннинг

- А если я откажусь?

За спиной Карфуда распахнулись крылья, полностью перекрыв улицу, и силуэт демона, казалось, стал немного больше.

- Хочешь узнать?

- Если смерть – это моя единственная альтернатива, то я согласен.

Опустив меч, трассонец протянул вперед свободную руку. Его не терзали никакие сомнения, ведь он прекрасно знал, что нарушение клятвы, данной под угрозой смерти, не является бесчестьем - пред ликом богов она все равно ничего не значит.

Молниеносным движением танар’ри схватил его за запястье. Морда демона исказилась в отвратительной пародии на улыбку, и он занес кровоточащий кулак над рукой Потерявшего Память Героя. Единственная капля черной крови упала на середину его ладони.

Послышалось громкое шипение. Воздух наполнился запахом кислоты, огня и тающей плоти. Трассонцу показалось, что его руку словно окунули в кипящее масло. Он издал крик и, решив, что демон все же предал его, попытался вскинуть меч. Но его ладонь сама собой разжалась, и клинок упал на землю. Уставившись на светящееся лезвие, Потерявший Память Герой постарался отрешиться от чудовищной боли. Его терзало тягостное чувство, что он только что совершил самую ужасную ошибку в своей жизни.

Наконец шипение стихло, а болезненный кислотный запах рассеялся. Жжение угасло, и Карфуд отпустил его руку. Повернув ладонь к свету, Потерявший Память Герой увидел, что на ней появилась татуировка, изображающая худощавого танар’ри с причудливо закрученными рогами и алыми глазами.

- Это было до чумы, - в голосе Карфуда слышалась тоска. – Много-много столетий назад, но сейчас у нас иные заботы, не так ли? Поднимай свой меч и пойдем.

Потерявший Память Герой подчинился – а разве у него был выбор?

- И куда мы направимся?

- Собирать вещи, разумеется! – казалось, Карфуда весьма удивил подобный вопрос. – А затем мы встретимся с твоими друзьями!

- Друзьями? – трассонцу совсем не понравилась мысль о возвращении к своим спутникам в компании зараженного чумой танар’ри. – Может, мне стоит пойти одному?

- В твоем-то состоянии? Да ты ни за что не дойдешь! – одной рукой Карфуд поднял Потерявшего Память Героя в воздух. – И разве я не поклялся помогать тебе всем, что в моих силах?

РУКИ

Она крадется по лабиринтам, подобная преследующему добычу убийце. Она огибает углы и движется вдоль стен, вглядываясь в завесу несомого ветром пепла. И без того едва уловимый запах вина, кислого пота и спекшейся крови с каждым шагом становится все слабей и слабей. Остановившись, она полной грудью втягивает пропахший гарью воздух и устремляет голову к небесам; в глотке ее зарождается низкий рык, переходящий в глубокий раскатистый рев, который сотрясает темные небеса, подобно грому. От звучащей в нем ярости ветер стихает, со стен обрушиваются лавины пепла, а дрожащая земля становится мягкой. В вернувшемся к ней эхе, безликом и пустом, не слышно отголосков ужаса. Она одна в этом лабиринте; добычи и след простыл. Ее охватывает холодный гнев, а мех встает дыбом. Но от этого ее желание становится лишь сильней.

Всех нас терзают одни и те же темные страсти – и вас, и меня, и монстра. Все мы стремимся утолить одну и ту же жажду, что не отваживаемся назвать вслух. Внутри нас пустота; мы вглядываемся во тьму и швыряем свои сокровища в бездонную яму, находя утешение лишь в жалких мелочах – в ласкающих касаниях потока теплой крови, в близости рычащего голоса, в интимности предсмертного хрипа. Не надо винить монстра; вглядевшись в самих себя, мы не вправе этого делать.

Она ищет, и без разницы, что того, что ей нужно, в амфоре Посейдона нет; меня вполне устраивает то, что она уверена в обратном. Она стоит на коленях возле кувшина, приблизив плоскую мохнатую морду к его горловине. Ее огромные ноздри раздуваются, втягивая исходящий от пепельной затычки запах. Этот запах – запах крови, страха и боли, чувств, которые ей близки, но в нем есть что-то еще – гордость, надежда и тщательно скрытое предательство. Она привыкла играть с добычей, вопящей, испуганной и пытающейся убежать, но, возможно, эта амфора сможет послужить источником веселья иного рода – а если нет, позже она всегда сможет вернуться за своими жертвами. Они не уйдут далеко.

Она берет амфору недавно отрубленной рукой, сует ее под мышку и растворяется в завесе несомого ветром пепла, направляясь к своему логову; к тому времени, как Потерявший Память Герой приводит Карфуда в тупик, она уже давно успела покинуть пепельный лабиринт.

Трассонец восседал на изгибе локтя танар’ри, одной рукой обхватив ноздреватую шею демона, а второй держась за его огромный бицепс. Хотя лихорадка еще продолжала его терзать, его самочувствие заметно улучшилось. После того, как Карфуд оросил его ладонь своей кровью, он ощутил прилив сил, его головокружение стало слабей, а разум прояснился. За исключением неослабевающей жажды да пульсации в зараженной ране – и тревожащих подозрений, что своим хорошим самочувствием он обязан исключительно кровавой метке – он чувствовал себя превосходно. Он и нести-то себя позволил лишь потому, что из-за кирпичной ноги не мог поспевать за стремительно шагающим демоном.

Повернув за угол, Карфуд остановился. Находящийся перед ними тупик длиною в тридцать шагов один-в-один походил на тот, в котором трассонец оставил своих спутников. Из главного коридора в него периодически врывались порывы ветра, а вокруг возвышались пепельные стены. Единственное различие состояло в том, что он был пуст; Джейк, Тессали и Серебряный Ветер исчезли, равно как и амфора.

- Опусти… опусти меня! – от удивления голос трассонца сорвался. Карфуд вытянул руку, и Потерявший Память Герой соскользнул на землю.

- Уверен, что оставил их именно здесь? В лабиринте полно мест, которые практически невозможно отличить друг от друга.

- Я уже бывал в лабиринтах!

Карфуд прищурился – при этом его алые зрачки полностью скрылись в складках обвисшей плоти – но ничего не произнес. Лорды танар’ри не славились своим долготерпением, но Потерявшего Память Героя куда больше волновала судьба его товарищей, нежели опасность разозлить демона. Хромая, он подошел к стене, где раньше стояла амфора. На рассыпчатой поверхности пола виднелась пустая выемка, перед которой на расстоянии почти двух шагов друг от друга находились две продолговатые отметины размером с грудную клетку. Некто становился здесь на колени – некто,