Андрей Попов - Кукольный загробный мир
— Все в порядке. Эти ветра насильно были сдерживаемы долгое время, сейчас они перебесятся да успокоятся.
Ахтиней заулыбался, но тут же, вспомнив о своем выбитом зубе, застенчиво опустил голову. Мог бы, впрочем, этого не делать: все уже давно привыкли к тому каков он есть, особенно к его торчащим маленькими лопатками ушам. Некоторым это даже казалось симпатичным. Он робко спросил:
— Все нормально?
— Да, надеюсь, — Авилекс оглядел присутствующих. — Пространство скуки вновь стало обитаемой ойкуменой. Еще раз на это надеюсь.
— А тот нищий из легенды? Нун. Что с ним будет? — вновь спросил Ахтиней.
Звездочет небрежно махнул рукой:
— Да ничего, досидит на троне свой законный час и вернется к нищенской жизни. Для обитателей ойкумены вся эта эпохальная остановка времени длилась менее мгновения, они даже ее и не заметят, просто продолжат жить с того мига, на котором все когда-то закончилось.
— Ой, что там? — Риатта указала рукою в небо.
Кажется, очередная забава прилетевших в гости ветров. Вверху клубился… или клубилась… или клубилось… в общем, что-то совсем невнятное похожее на облако мусора. Едва ветра успокоились, облако осело на траву прямо возле хижины наблюдательной Риатты. Та поморщилась:
— Хм, это что, мне в подарок?
Разочарование пришло в следующую же секунду. Внимательно осмотрев принесенный воздушными массами «подарок», Ри равнодушно вздохнула:
— Просто сухая трава, а я-то надеялась…
То, что упало с неба, оказалось большой охапкой соломы. За пределами Восемнадцатиугольника подобного добра навалом. Риатта хотела было собрать все в кучу да вынести подальше, но вскрикнула:
— Ой!
Солома пошевелилась как живая. Ветер уже успокоился, и это выглядело более чем странно. Вторая и третья попытки сгрести ее в одно место оказались столь же неудачными. Соломинки будто мыслили и действовали самостоятельно — они извивались, подпрыгивали, загибались дугой и откатывались.
— Ой-ей-ей!
Подошел Авилекс и остальные. Звездочет долго рассматривал осязаемое наваждение, потом вынес вердикт:
— В них запуталась чья-то душа…
— А такое возможно? — Ингустин задумчиво потеребил свой заостренный подбородок.
— Получается, что да.
Риатта, пришедшая немного в себя, высказала здравую мысль:
— Послушайте, если душа так странно заблудилась, она ведь кому-то раньше принадлежала? Да?
Авилекс посмотрел на нее, но тут же отпрянул. Дело в том, что с Риаттой было совершенно невозможно состязаться взглядами. Взор ее красных глаз с крупными рубиновыми зрачками, даже самый невинный, долго никто не выдерживал — он буквально прожигал сознание.
— И почему вы думаете, что я должен знать все ответы на ваши вопросы?
Леафани принялась осторожно по одной соломинке собирать ее себе в руку, и странно — ни одна из соломинок не сопротивлялась. Наверное, просто необходимо было проявить нежность.
— Лефа, а дальше что?
— Есть хорошая идея.
Леафани, дотошно собрав целую охапку и не оставив ни единой сухой травинки, направилась к себе в хижину. Внутри ее домика достаточно бегло оглянуться, чтобы понять — здесь живет рукодельница на все руки. Миниатюрный прядильный станок стоял в углу, выпучив свой горб-колесо. Рядом примостился ручной ткацкий станок, множество нитей свисало с него прямо на пол с недоделанного льняного полотна. Четверть всего пространства занимал перекособоченный шкаф: Исмирал делал его явно без настроения, тяп-ляп — наверное, мыслями уже конструируя ракету. Внутри шкаф до отказа был забит разного фасона платьями да костюмами, а некоторые из них висели на вешалке прямо под потолком. Леафани практически никогда не сидела без дела, ей даже в зеркало смотреться было некогда, в отличии от… не хочется говорить — от кого именно. Но, как ни крути, это Астемида.
Вот и сейчас она старательно принялась переплетать соломинки между собой — нежно, заботливо, даже что-то там напевая веселое. Часа через два получился пузатый соломенный лилипут с метелочками-руками, метелочками-ногами, плетеным туловищем и головой. К лицу она прикрепила две пуговицы (это глаза) и булавку вместо носа. Ртом заниматься не стала — все равно маленький чучеленок не умеет разговаривать. Так ей казалось. Ростом лилипут получился чуть выше пояса, в меру приличный, в меру симпатичный. Потом Лефа все же на минутку глянула в зеркало и подмигнула своему отражению. Она была бескомпромиссной шатенкой, в отличие от Винцелы, никогда не красила волосы, а аккуратно заплетала их в косички, уложенные спиралями, ведь это ее особая гордость.
Чучеленок выбежал на улицу, подпрыгивая на своих ногах-метелочках. Девчонки тут же окружили его, принялись гладить, он же едва уворачивался от их навязчивых ласк.
— И как мы его назовем? — спросила Таурья. — Может, Вязаный?
— Или Плетеный, — предложила Клэйнис, но потом разочарованно покачала головой. — Нет, уж как-то незатейливо.
— Соломенное Недоразумение, — подсказал стоящий рядом Ингустин. — А что, затейливо, как вы хотели.
Чучеленок попрыгал на одном месте и начал учиться ходить: спотыкался, падал в траву, но настойчиво поднимался, осваивая мудреную технику движений. Его сиреневые пуговицы-глаза зыркали по сторонам, все внимательно изучали, а горбатый нос-булавка придавал солидность облику. Вот над его головой пропорхала цветастая бабочка, и он долго провожал ее взглядом, не понимая, друг то или враг.
— Он такой милый! — Таурья погладила его по голове и елейно вздохнула, потом со стороны пришел знакомый всем звук:
— Р-рррр…
Появился кошастый, он воинственно настроил хвост трубой, пошевелил усами и приподнял лапу, выпуская когти.
— Лео, не вздумай!
Соломенный лилипут совершил пару прыжков в сторону, а Лео, чувствуя свое полное превосходство, спокойно подошел, приминая лапами траву, и долго обнюхивал не ведомое ранее создание. Чучеленок вдруг сорвался и побежал, кошастый же на рефлексах кинулся за ним…
* * *Ханниол, Фалиил и Раюл возвращались назад с блаженным чувством выполненного долга. А как преобразился мир после того, как течение времени снова вернулась в эти края! Фалиилу, правда, пришлось повторно миновать Недорисованную крепость, но с ней уже никаких проблем не возникло. Звездочет сообщил по воздушной связи, каким образом убрать все подсказки и вновь сделать крепость неприступной. Это было важно, так как всякие любители приключений могли пробраться к музыканту и набедокурить там, даже без заведомо злых намерений. Вход к механизму Тензора оказался снова заперт, а Карусель зеркал хаотично расстроена: чьи-то шальные отражения, если и вздумают поотражаться в местных зеркалах — вреда от них окажется не более, чем от легкого, озабоченного собственным ничтожеством, ветерка.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});