Марина Дяченко - Авантюрист

Тем временем проспавшиеся головорезы обнаружили, что юный повелитель их канул, будто в снег, и пришли в замешательство; растерянность готова была смениться злостью, когда нашлись свидетели, видевшие, как среди ночи его сиятельство князь вышли во двор и вскочили в седло, и даже ворот отпирать не стали – так, через занесенную снегом ограду, и сиганули. Метель благополучно занесла все следы; головорезы чесали в затылках и на всякий случай обыскивали дом. Танталь нервничала, изредка бросая на меня вопросительные взгляды; вероятно, ей хотелось бы знать, не задушил ли я сиятельного молокососа и не закопал ли в сугробе. Прочие ничего не знали о ночном происшествии, однако обстановка складывалась такая, что Бариан, не глядя на меня, велел Мухе выводить из конюшни лошадей.

По счастью, в своих поисках головорезы не догадались обшарить хлев; я искренне надеялся, что властительный подросток жив и не захлебнулся в нечистотах. Другое дело, что работник, глядевший за скотиной, в любую секунду мог обнаружить пленника, и трудно предположить, чем бы такая находка обернулась.

Наконец, ко всеобщей радости, головорезы вскочили на коней и надолго или нет, но избавили постоялый двор от своего присутствия. Хозяин вздохнул с облегчением; я понимал, что успокоился он преждевременно, и потому не стал тратить ни секунды.

Как только за беспокойными гостями закрылись ворота, я явился к хозяину и официальным голосом потребовал собрать в обеденном зале всех слуг и служанок, находившихся там во время представления, а также сразу после него. Хозяин поначалу удивился, отчего это комедиант смеет говорить с ним в приказном тоне; я поиграл желваками и ненароком показал прикрытую плащом шпагу. Хозяин задумался; я навис над ним, подобно скале – благо, бедняга был на голову ниже меня, – и сообщил как мог вкрадчиво:

– Вы обознались, милейший. Я вовсе не комедиант.

Этот довод решил дело в мою пользу; хозяин насупился и кликнул прислугу. Оказывается, в обеденном зале прибирались трое – вертлявая девчонка в кокетливом переднике, толстуха с глупым лицом и еще одна, вислоносая и унылая, навеки засидевшаяся в девках дурнушка.

– В чем дело, господин? – спросил хозяин, грозно зыркая на подчиненных. – Вы обнаружили пропажу? Кто-нибудь что-нибудь украл?

– Здесь был один предмет. – Я пристально разглядывал обращенные ко мне лица трех женщин. – Серебряная вещь, доставшаяся мне от благородного прадеда… Возможно, она упала на пол. Возможно, кто-то из вас подобрал ее и, не зная, кому она принадлежит, взял себе… Я не держу зла. Я только настоятельно попрошу вернуть ее. Цены в ней немного, но для меня это – память о предке.

Хозяин хмыкнул и почесал бороду. Толстуха пожала плечом, вислоносая тяжко вздохнула, девчонка с откровенной скукой смотрела в потолок.

– Так ведь, – осторожно начал хозяин, – господин хороший, тут вчера такое было… Кто-то из этих… из благородных господ гостей мог унести. Спьяну-то, да не разобрав… А коли нет – так веником смели, столько хламу здесь было, смели и в кучу… Может, в мусорной яме поищете?

Если в вопросе и была издевка, то глубоко припрятанная; я подумал с ужасом, что трактирщик, возможно, прав. Неужели придется разгребать помойку?!

А вот заставлю Танталь, решил я в приступе раздражения. Тоже мне… великая актриса…

Раздражение тут же ушло, сменившись угрызениями совести; я почесал подбородок, поочередно заглядывая в глаза всем троим:

– Итак, барышни? Вещь заметная, просто так не пропала бы, большая, серебряная…

– Вы же говорили, что цены в ней мало, – фыркнула девчонка. – Теперь оказывается, что она большая…

– А я еще доплачу, – сказал я мягко. – Кто вернет мне – доплачу золотыми монетами… Вспомните, а?

Толстуха снова пожала плечом. Вислоносая хлопнула глазами:

– Хозяин… Работа-то стоит… потом с нас же спросите…

Трактирщик нахмурился:

– Господин… э-э-э… Никто, стало быть, не видел и не знает. Может, гости унесли, может, в щелку провалилась… Поискали бы… мы плутовок не держим, у нас все честно, никто из гостей не жаловался… так что извиняйте, благородный господин.

И повелительным жестом отправил служанок по рабочим местам.

Я поднял глаза: сверху, с лестницы, за дознанием наблюдала бледная, подавленная Танталь.

Время не стояло; дело шло к конфликту – Бариан не мог больше ждать, в то время как я не собирался трогаться с места, пока не найдется подарок Дамира. Надо сказать, с каждым часом надежд на это оставалось меньше и меньше; в хлеву возился и мычал сквозь кляп не привыкший к такому обращению князек. Танталь маялась, а Бариан, уже не скрываясь, тянул ее с собой, и я его вполне понимал.

– Поезжай, – сказал я, когда краснощекий с мороза Муха доложил, что «можно ехать». – За Алану не беспокойся. Я ее муж.

Танталь молчала. На щеках ее лежали неровные красные пятна.

Неизвестно, чем бы закончилось дело, если бы в эту самую минуту хозяин не решил провести ревизию… нет, не в хлеву. В блестящем после уборки обеденном зале. Случилось так, что, проведя пальцем по одному из столов, он вляпался в неотмытый слой жира; мы с Танталь стояли на лестничной площадке и оба вздрогнули от пронзительного крика:

– Ми-ира! Ки-инда!

В зал вбежали две служанки – девчонка и толстуха, обе перепуганные, а может быть, изображающие испуг; хозяин воздевал над головой нечистый палец, словно это был карающий жезл:

– Эт-то что такое? Эт-то кто убирал, я спрашиваю?!

Служанки переглянулись; хозяин ухватил свободной рукой толстуху за шиворот и ткнул носом в столешницу, достаточно сильно ткнул, толстуха ойкнула и, отскочив, жалобно захныкала:

– Это не я… это Мира…

– Эт-то что такое?! – снова взревел трактирщик и ухватил за воротник вертлявую Миру.

Вот тут-то ОНО и случилось.

Девчонка, привычная, по-видимому, к таким воспитательным процедурам, сама сделала шаг к столу, не ожидая, пока ее ткнут мордой; она даже нагнулась, как бы продолжая движение хозяина, и тут только обнаружила, что никто ее не держит. Рука хозяина соскользнула с ее воротника, так и не успев совершить насилия.

Трактирщик ничего не понял. Разозлился пуще прежнего и сделал новую попытку – с тем же результатом; Мира хлопала глазами, не понимая, с чего это хозяин ее щадит. Толстая Кинда занималась только собственным ушибленным носом; рядом со мной тихонько охнула Танталь.

Я сбежал вниз, прыгая через три ступеньки. Прежде чем хозяин успел вкатить обратно выкатившиеся от удивления глаза, я поймал Миру за руку и прошипел в перепуганное лицо:

– Отдай. Убью.

Девчонка безропотно подчинилась; рука ее нырнула куда-то за корсет, и спустя секунду булавка Дамира легла ко мне в ладонь.