Марина и Сергей Дяченко - Алена и Аспирин

Во вторник он вернулся с эфира голодный и злой. Алена играла на скрипке — не гамму, не упражнение; звучала вполне себе пристойная, хоть и странноватая мелодия. Аспирин прислушался.

Через прихожую бежал, переставляя коленчатые лапы, довольно крупный паук.

Дом в запустении, уныло подумал Аспирин. Вот уже паутина во всех углах. Казалось бы, зима на дворе… чем они питаются, скажите на милость, если в доме ни одной мухи?

Паук, торопясь что есть сил, пересек наконец прихожую и нырнул под дверь гостиной. Аспирин повернулся, чтобы идти на кухню, но тут сверху, с антресолей, спустился на паутинке еще один паук, зацепился за дверную ручку, перебрался на стену и быстренько засеменил в том же направлении — в гостиную.

— Приходите, тараканы, я вас чаем угощу, — пробормотал Аспирин. — Нынче Муха-Цокотуха именинница?

Он приоткрыл дверь и заглянул к Алене. Она стояла лицом к окну, к Аспирину спиной, играла, покачиваясь всем корпусом, а на полу у ее ног собралось штук двадцать пауков, побольше и поменьше, они окружили ее почти ровным кольцом и вяло шевелились, будто в трансе.

Аспирин присмотрелся, не веря своим глазам. Потом отпрянул.

— Ты что?!

Мелодия оборвалась. Прошла длинная секунда, потом пауки, будто опомнившись, рванули кто куда и забились в щелки.

У Аспирина неприятно сосало под ложечкой.

— Это что еще?!

— Что? — поинтересовалась Алена, моргнув невинными ресницами.

— А ты не знаешь? — Аспирин сглотнул. Его мутило.

— Нет, — она потерла подбородок, то место, где ссадина-кровоподтек от скрипки превратилась со временем в жесткую мозоль.

Аспирин зарычал сквозь зубы. Разумеется, теперь можно сказать — померещилось, да что такое, подумаешь, паучка увидел… Но ведь не померещилось, он был в этом уверен!

— Сядь, — он кивнул на диван. Алена, послушная девочка, села, мимоходом похлопав по лапе тут же восседающего Мишутку. Аспирин прошелся по комнате. Пауков, разумеется, и след простыл.

— Что ты играла?

— Сен-Санс, — нахально соврала Алена. — «Лебедь».

— Ты думаешь, я «Лебедя» никогда не слышал?!

— А что?

Аспирин сплел пальцы:

— Слушай, я ведь могу психануть.

— Напугал ежа голой задницей. Да ты только и делаешь, что психуешь.

Он снова описал по комнате полный круг. Вспомнил Вискаса: «Постарайся не раздражать ее. Почаще соглашайся».

— Ладно, — сказал так кротко, как мог. — Яичницу будешь?

— Буду, — Алена поднялась, прижала скрипку к плечу. — Сядешь за стол — меня, пожалуйста, позови.

С наступлением весны в Алену будто вселился бес. Она грохотала на фортепиано, слушала музыку без наушников, танцевала и прыгала, и при этом так топала, что Аспирин задавал себе вопрос: а как там у Ирины, внизу, не сыплется известка с потолка?

Иногда ему хотелось, чтобы Ирина позвонила и что-то такое сказала бы. Типа, перестаньте топать, у меня люстра падает. Но Ирина не позвонила, даже когда Алена взялась прыгать с дивана в половине двенадцатого ночи. Ирина делала вид, что соседей сверху вообще не существует.

Алена могла по часу сидеть в ванной. Она играла на скрипке, когда Аспирин спал, исчезала непонятно куда и невесть откуда появлялась — он молчал, самоустранившись. Однажды, заглянув под кровать в поисках завалившейся дискеты и встретив там невзрачного паучка, он содрогнулся так, что чуть затылок не расшиб о кроватную раму. Всякий раз, когда Алена заводила незнакомую странную мелодию, Аспирин напрягался и оглядывался вокруг: кто ползет?

Никто не полз.

Надюха по-прежнему обожала его, но ощущения давно потеряли остроту. Ее родители уехали на этот раз в Египет, вся огромная квартира опять была в распоряжении «молодежи», как Надюха называла себя с Аспирином, но он, вот беда, все меньше и меньше чувствовал себя молодым. Рядом с Надиной матроской (а у нее все «прикиды» оказались более-менее инфантильные и даже кукольные) он чувствовал себя в лучшем случае воспитателем детского сада. В худшем — старой развалиной.

И еще — он уставал. Прежде у него хватало энергии и на клуб, и на «Лапа-радио», и на тусовку, и на халтурку. Теперь три ночи в «Куклабаке» изматывали его, как тряпочку: болела голова, ныли и чесались уши, а лечиться приходилось коньяком. Проспав полдня, Аспирин смотрел на себя в зеркало и отшатывался при виде опухшего, нездорового и немолодого чудовища.

— Авитаминоз, — серьезно говорила Надюха. — Аскорбинок пожуй.

Однажды, возвращаясь днем от гаража, Аспирин увидел Алену.

Она гуляла и раньше — бродила в одиночестве вокруг дома, поддавая ботинком ледышки, иногда останавливаясь и долго разглядывая то радужные бензиновые пятна на мокром асфальте, то какой-нибудь хлам у дороги, то лужу талой воды. Никогда Аспирин не видел ее в обществе других детей. И никогда Алена не выносила во двор скрипку.

Светило солнце. Алена шла, не разбирая дороги, со скрипкой у подбородка, и что-то еле слышно наигрывала — щипком. Казалось, она совершенно погружена в свои мысли. Аспирин остановился: картинка была, по меньшей мере, странная.

А за Аленой шел пацан. След в след, отстав шагов на двадцать. Пацану было лет четырнадцать-пятнадцать на вид, и Аспирину он показался почему-то знакомым.

Мог пацан идти просто так, по своим делам? Запросто; тем не менее у Аспирина не оставалось сомнений, что парень идет за Аленой, и именно за ней. А секундой спустя, всмотревшись в его лицо, Аспирин вспомнил: это был один из малолетних подонков, полгода назад застукавших Алену в подъезде. Один из тех, кого он, Аспирин, тщетно пытался воспитывать за гаражами.

Он напрягся, готовый бежать вслед, хватать и разбираться, но почему-то не побежал. Может быть потому, что у пацана был уж очень странный вид: он выглядел напуганным. Сбитым с толку, растерянным, но напуганным — больше, и с каждым шагом его широкое лицо с носом-картошкой становилось все бледнее и бледнее, а рот открывался, будто парень готовился заорать.

Но не орал. Разевал рот, как рыба, и шел, шагал за Аленой — след в след. А она вышла на улицу и двинулась к перекрестку; Аспирин пристроился следом за странной процессией. Он еще не знал, чего ждать, но предчувствие было скверное.

Прохожие смотрели на Алену с недоумением. Некоторые оборачивались вслед. Некоторые улыбались. Аспирин лавировал, не выпуская девчонку из виду.

Она добралась до перекрестка, когда зеленый свет для пешеходов уже начал мигать. Перешла дорогу — Аспирин мог поклясться, что водители глазеют на нее и удивляются. Зажегся красный для пешеходов, зеленый для машин, урчащая лавина хлынула через перекресток. Мальчишка замешкался на краю тротуара.