Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – фрейграф
Мрак сгустился, свечи словно отдалились, холодный ветер пробрал меня до костей, мелькнуло звездное небо. Я успел рассмотреть изломанные страшным ударом небесной стрелы костяные пластины моего панциря, напрягся и стиснул челюсти, снизу стремительно приближается земля, однако изображение смазалось еще раз, на миг ощутил головокружение и дурноту, сразу же в глаза ударил яркий свет открытого пространства, а подошвы опустились на землю удивительно мягко, почти нежно.
Со всех сторон песчаные барханы, я нахожусь в ложбинке между двумя золотистыми гигантами. Из пустоты прозвучал голос мага:
– Вы полностью вне зоны влияния Гизелла. Здесь он так же слеп, как и все остальные. И его людей здесь нет.
– Спасибо, – сказал я. – Мне с моим помощником пришлось бы добираться сюда долго.
– Не очень, – сказал он безмятежно, – однако я рад помочь. Впрочем, услуга за услугу.
– Все помню, – ответил я.
Ушел маг или нет, не знаю, да и неважно, если в летящем на большом расстоянии драконе сумел рассмотреть человека, превращенного в крылатую тварь. Песок начал сползаться к моим ногам, я снова ощутил дурноту, а голова закружилась, но тело уже начало наливаться дурными соками, мышцы вздуваются так, что ноют, кости и суставы трещат, я сцепил челюсти и торопил превращение, сейчас меня и воробьи заклюют, пока в полубеспамятстве…
Глава 9
Восстановив в памяти карту, я изменил угол наклона крыльев, мир послушно повернулся, и предвечернее солнце больно ударило в глаза. Я поспешно опустил плотную кожаную пленку, оставив узкую щель, сверкающий купол отрезало, оставив внизу далекую землю.
Искрятся, как огни святого Эльма, свежие сколы камней, словно некая сила раскалывала круглые валуны, как орехи, но тени все длиннее, растут и сливаются друг с другом, в низинах уже печальная тень, словно на кладбище, где даже в солнечный день мертвенная бледность и тишина смерти.
Когда и долины потонули в полумраке предночи, некоторое время еще сияли вершины невысоких гор, затем землю поглотила тьма, зато в небе с особой пышностью и роскошью ста тысяч версалей пламенеют горы облаков, где извергаются свои вулканы, растекается небесная лава, поджигая небосвод…
Далекую гору с черным отверстием близко к вершине я увидел издали, сердце радостно дрогнуло, когда рассмотрел багровую искорку костра, а еще через несколько могучих взмахов крыльев – две крохотные темные фигурки.
Вовремя вспомнив, что сейчас я как бы глава семьи, а это в любом обществе прежде всего – кормилец, я вздохнул и, раскинув крылья, начал высматривать добычу, но мысли, оставив это примитивное занятие инстинктам, пошли перебирать возможности завоевания Гандерсгейма.
Сейчас после общения с Омалем и магистром Жакериусом Глассбергом я обзавелся очередной теорией, почему проваливаются вторжения из Сен-Мари. Здесь по каким-то причинам крупные маги не ушли в заоблачные высоты. Скорее всего, просто не добрались еще до настоящих высот мастерства. Местный народец не мешал, даже как-то использовал их умения для своих нужд. Маги в свою очередь в чем-то приспособили население, так что все жили в удобном симбиозе. Когда вторглась чужая армия и принялась все рушить, в том числе посягнув и на власть местных магов, те дали сокрушительный отпор…
Трижды через каждые два-три поколения Сен-Мари пыталось подчинить себе Гандерсгейм, и всякий раз армия уничтожалась полностью и так безжалостно, что в конце концов в Геннегау эту идею оставили. А потом очень медленно сами варвары начали завоевывать королевские земли…
Во всяком случае, эта идея ничуть не хуже, чем все мои предыдущие. И вообще всякое новое должно быть лучше и продвинутее старого.
Две крохотные фигурки расположились на площадке перед пещерой. Дрова сложены шалашиком, но огня нет, экономят дерево, хотя я в прошлый раз притащил с большим запасом. Мириам завидела меня первой, вскочила. Я ожидал, что убегут в пещеру, но обе лишь отступили к стене, чтобы я не смел их в бездну взмахами крыльев.
Я спланировал как можно аккуратнее, лапы вытянул и выставил вперед, чтобы посадка прошла, будто сел воробышек, аккуратно сложил на спине крылья по обе стороны острых шипов хребта и закрыл их сверху броней панциря, будто какой-то майский жук.
Перед Мириам упали три туши молодых и сочных газелей, сухое дерево, однако она все равно выпрямилась в обрамлении огненно-красных волос, как злобная фурия, и крикнула разъяренно:
– Ты где столько шатался?
– Ага, – сказал я радостно, – соскучились? Ну, наконец-то…
Мириам огрызнулась:
– Вот нисколько!
Принцесса смотрела на меня чистыми ясными глазами, пухлые детские губы расплывались в улыбке.
– А я соскучилась… сильно!
– Ну вот еще, – оборвала ее Мириам. – Ничего ты не соскучилась.
– Соскучилась, – возразила принцесса. – И ты тоже соскучилась! Ты же говорила…
– Ничего я не говорила, – опровергла Мириам и сразу же перешла в наступление: – И что ты, рептиль, увидел нового, что задержался так?
– Ярла вашего ненаглядного видел, – ответил я. – Хороший под ним конь… И плащ хорош, больше ничего не рассмотрел. Может быть, у него и штаны хороши?
Мириам бросила быстрый взгляд на принцессу, та побледнела и зябко обхватила себя за плечи обеими руками.
– И почему ты не сожрал того гада? – потребовала Мириам. – С твоей-то харей!
Я фыркнул.
– Мириам, хоть ты и дочь короля, но я не у вас с отцом на службе, если еще не сообразила, такая ты умная. А на вкус, думаю, ты не лучше крестьянки. Так что сбавь тон. Я рептиль непривередливый. Сожру и косточки не выплюну.
Она присмирела, а принцесса подошла и обняла меня за голову, прижавшись всем телом.
– Не кричи на нее, – попросила она жалобным голосом. – Она хорошая… И не совсем уж и такая злая, как кажется. В ней что-то есть и хорошее, правда.
Мириам скривилась, все-таки есть в ней от дочери степей, что предпочтут быть кем угодно, но только не хорошими.
– Ладно, – сказала она примирительно, – но сожрать его ничего не стоило, а благодарности нашей не было бы границ…
– И в чем выразилась бы ваша благодарность? – спросил я нагло и оглядел ее с головы до ног.
Она вспыхнула, щеки стали алыми, глаза заблестели.
– Ах ты ящерица поганая! Рептиль, а туда же!..
Принцесса смотрела с удивлением то на нее, то на меня.
– Мириам, – спросила она жалобно, – ты чего снова такая злая?.. Разве Шумил тебя чем-то обидел?
Мириам, зло сверкая глазами, посмотрела на нее, на меня, вздохнула и опустила плечи.
– Принцесса, – произнесла она, – ты слишком невинна и не знаешь, что эти вот все – гады и рептилии!.. Только и думают, только и думают, они все такие… Понимаешь? Нет, тебе такое понимать рано, хотя тебя уже и определили в жены. Словом, запомни: ярл Растенгерк и эта отвратительная ящерица – одно и то же. Только один – человек, другой – дракон. Вот если бы один другого сожрал и подавился – вот бы счастье!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});