Марина Дяченко - Шрам

Эгерт вспомнил Фагирру, затем девушку в дилижансе, ставшую игрушкой для шайки разбойников, и только потом — Карвера.

— Уверен, — отозвался он глухо.

Некоторое время декан сверлил его глазами — Эгерт не дрогнул и выдержал этот взгляд.

— Хорошо, — отвернулся, наконец, Луаян, — тогда я расскажу вам… Всё, что знаю сам — а знаю я, к сожалению, немного.

Он отошёл к окну, отодвинул край занавески и так, спиной к Эгерту, начал:

— Я уже рассказывал вам о человеке, лишённом магического дара и прошедшем путь испытаний. Я говорил вам о Двери, увиденной мною в Зеркале Вод — я был тогда мальчишкой, мой учитель умер, и я остался один… Перед Дверью в моём видении стоял некто, и засов был наполовину отодвинут… Вы не поняли тогда, зачем я вспоминаю всё это — но теперь вы должны понять; слушайте же. По земле ходит Скиталец — никто не назовёт вам его имени, и никто не знает точно, что за бездна его извергла; он носит в себе силу, неведомую ни магам, ни прочим. Ни разу, сколь не пытался, я не смог увидеть его в Зеркале Вод — а я ведь очень искусен, Эгерт, и любой человек, обладающий магическим даром, отражается в моём зеркале рано или поздно… А Скиталец недоступен моему взгляду — более того, всякий раз, пытаясь найти его, я натыкался будто бы на глухую стену… Необъяснимое пугает, Эгерт. Скиталец пугает меня, а я ведь не маленький мальчик… Не стану утверждать, будто бы он — воплощённое зло, но кто вообще знает наверняка, что доброе на земле, а что злое?

Декан замолчал, и Эгерт, прижимающий ладонь к помеченной шрамом щеке, сказал неожиданно для себя:

— Заклятье — зло.

— А убийство? — удивлённо обернулся декан.

— И убийство — зло, — глухо отозвался Эгерт.

— А если убить убийцу?

Понемногу оплывала свеча внутри стеклянного шара.

— Ладно, — вздохнул декан, — я расскажу вам дальше… Полвека назад мир стоял на краю пропасти… Большинство из живущих так и не поняли этого. Нечто, явившееся извне — летописи называют это Третьей силой — пожелало войти в мир и воцариться в нём. Для того, чтобы преодолеть Дверь Мирозданья, Третьей силе понадобился Привратник… Им стал тот самый человек, лишённый магического дара, оскорблённый людьми и ослеплённый гордыней. Открыв Дверь, он получил бы немыслимое могущество — но засов так и не был отодвинут, потому что, кто знает почему, в последний момент Привратник отказался от миссии… Неведомо, что было потом, но в мир живущих вернулся человек, посмевший отвергнуть Третью силу — и опалённый ею, получивший от неё не то проклятье, не то наследство… Говорят, что с тех пор он бродит по спасённому им миру, отсюда и прозвище — Скиталец… Похоже на правду?

Эгерт молчал.

— Вот и я не знаю, — чуть усмехнулся декан, — может быть, это совсем другой человек, и природа его силы другая… Раньше я хотел с ним встретиться — теперь не хочу. Кто знает… Он чужой, избегает встречи, и только время от времени я слышу о нём случайные рассказы…

— А я ниточка, — сказал Солль.

Декан встрепенулся:

— Что?

— Ниточка, привязывающая вас к Скитальцу… Я ведь поэтому вам интересен, да?

Декан нахмурился:

— Да… Вы правильно вычислили некий прагматизм моего к вам отношения… Вы — ниточка к Скитальцу, Солль, и вы же — убийца любимого моего ученика, жениха моей дочери… Вы — жертва жестокого заклятья. И вы же — человек на пути испытаний. Всё это вы, — декан снова отвернулся к окну.

Свеча внутри стеклянного шара догорела и погасла — в комнате стало темнее.

— Что я должен сказать ему? — спросил Эгерт.

Декан пожал плечом:

— Что хотите. Вы изменились достаточно, чтобы самому решать… Не пытайтесь разжалобить его — это не поможет; не унижайтесь, но и не вздумайте дерзить — будет только хуже. А главное, Эгерт, хорошенько подумайте: под силу ли вам вообще эта встреча? Может статься, он наградит вас чем-нибудь ещё, да таким, что прежнее заклятье покажется шуткой?

Декан испытующе склонил голову к плечу; Эгерт прошептал едва слышно:

— Страшно, конечно… Но я ведь уже виделся с ним однажды… Возможно, я найду слова… Я найду.

Эгерт слушал лекцию господина ректора, когда, порхающая по рядам, как бабочка, передаваемая из рук в руки, в зале обнаружилась записка. Эгерт не обратил на неё никакого внимания, и потому свистящий шёпот заставил его подскочить:

— Эй! Солль!

Записка была свёрнута трубочкой, и надпись на ней не оставляла сомнения в том, что послание адресовано именно Эгерту; удивлённо развернув жёсткую бумагу, Солль прочитал короткую надпись посреди чистого листа: «Он в городе».

Дребезжащий голос господина ректора взорвался в его ушах разбитым стеклом, чтобы тут же отдалиться, затихнуть и обернуться жужжанием бьющейся в стекло мухи.

До праздника оставалось три дня; краснощёкие служанки выбивались из сил, таская переполненные корзины со снедью; из окрестных сёл съезжались торговцы мясом — прямо на улицах торговали окровавленными поросячьими тушами, свиными и коровьими головами, кроличьими окорочками и целыми связками битой птицы. Эгерта мутило, когда взгляд его случайно падал на равнодушную безглазую морду, насаженную для продажи на железный штырь.

Человеческое море несло его дальше и дальше по улицам. Лихорадочно вглядываясь во все обращённые к нему лица, он несколько раз вздрагивал, обливался потом и кидался вперёд — и каждый раз, обознавшись, останавливался, чтобы успокоить дыхание и унять бешено колотящееся сердце.

В аристократических кварталах было поспокойнее — смеясь и перекликаясь, горничные протягивали из окна в окно гирлянды, развешивали на ветру ленточки и флаги, выставляли на подоконники клетки с певчими птицами и до блеска драили мостовую. Завидев в конце улицы серый плащ с капюшоном, Эгерт нырнул в боковую улочку и прижался к стене.

В середине дня погода испортилась, зарядил дождь, осенний дождь. Вымокший до нитки, голодный и усталый, Эгерт решил, что взялся за дело неправильно — просто блуждая по улицам, он не найдёт Скитальца. Надо было собраться с мыслями и представить, где человек, накануне явившийся в город, может оказаться скорее всего.

Поразмыслив таким образом, Солль принялся обходить гостиницы и постоялые дворы. Кое-где на него косились, кое-где сразу же принимались гнать — мучаясь страхом, он вынимал из кармана монетку и через силу расспрашивал служителей и постояльцев о высоком, пожилом приезжем с прозрачными глазами без ресниц.

Кошелёк его скоро опустел; в двух или трёх гостиницах ему указали даже номер, в котором, по уверению горничных и слуг, остановился искомый высокий старик. Всякий раз замирая, Эгерт стучал в гостиничные двери и получал приглашение войти, а войдя, сразу же вынужден был извиняться, признавать ошибку и убираться прочь.