Алла Дымовская - Маленькая желтая лампа

Что ж делать? Мудрствующие, даже не лукаво, генерал-маршалы подумали-подумали и придумали. Высоченную черную колонну, под небеса, впору анахорету антиохийскому Симеону Столпнику, наверху же прикрепили плоский блин с круговым обзором, непрозрачный снаружи. Поклоны там, конечно, никто не бил и крестом не стоял, зато – символ отеческой опеки над вверенным державным пространством, так сказать, дозор всегда на башне. Сооружение пышно обзывалось «Валгалла». В просторечье же никто из местных и скептически настроенных приезжих стоячее уродливое кошмарище не именовал иначе, как Гвоздь. Или еще похуже, но это уже нецензурно, если при детях. «Хер-наоборот», вот как именовали. А генерал-маршалов с тех пор называют «нагорные императоры», только проповеди они не читают, отнюдь, мессий среди них нет и не предвидится.

Отчего императоры? Оттого. Как уселись они на вершине своего «хера», так крышу у них и повело. Нормальные имена и фамилии, у многих славные и гордые в веках, генерал-маршалам теперь не подходили, не казались им достойными. Не то чтобы отреклись от собственных предков, у каждого в приемной непременно висело генеалогическое древо, настоящее или вымышленное, это смотря по обстоятельствам. Но любая самая мелкая генеральская сошка возжелала себе громкого прозвища. Вот и расплодились Харальды Гаи Цезари, Густавы Сципионы, Фридрихи Ганнибалы, Вильгельмы Теодорихи, был даже один Гэндальф Юстиниан Константин, совсем бред. Да-да, сословное происхождение Галеона Антония из тех же «херовых» высот. Но к этому еще вернемся в своем месте.

Пока припомнить нужно собственного прадеда, скромного чином обер-лейтенанта Торфина Хансена родом из города Бергена, он в свое время присутствовал при штурме ньюфаундлендской базы «Веселая треска», после занесло его на реку Святого Лаврентия и в полыхающий грабежами Торонто. Почему присутствовал? А служил в координационном штабе связи, готовил объемные курсор-картографы для подстратосферных точечных бомбардировщиков. Непосредственно в бою не участвовал и вообще недолюбливал грубую солдатню, еще бы, сын муниципального советника, доктора права, а с материнской стороны в роду знаменитые ганзейские купцы. Но трое детей и любимая жена Хельга, в армии всяко больше возможностей для благополучия, по крайней мере, в Кальмарской Унии было так. Да и теперь мало что изменилось.

К чему, собственно, он, Командор, все это рассказывает? А вот к чему. Тогда в погубленном Торонто, в руинах над затопленным убежищем, нашел его прадед полугодовалого младенца. Крошечный комочек уже и не пищал, замерз и наглотался воды, чей, неизвестно, никто и не стал бы выяснять. Обер-лейтенант Хансен младенца откачал, рубаху нижнюю пустил на пеленку, самого ребенка, слабенького и посиневшего, сунул под форменную «алеутку», теплую эрзац-куртку на меху, дело-то поздней осенью было. И справедливо рассудил, где трое, там и четверо, семье большого убытка не случится. Хорошо, помещение для постоя обер-лейтенант, как лицо, наделенное секретностью, имел отдельное, к младенцу придираться не стали, он никому и не мешал. Все больше спал, ел плохо, иногда жалобно пищал. Через пару недель обер-лейтенанта Хансена откомандировали домой, в отпуск за примерную службу и за ненадобностью. Хельга ничего, ребенка приняла, неуместных вопросов задавать не стала, откуда вдруг прибавление, кажется, от чистого сердца пожалела сироту.

Но ребенок не игрушка, что запросто можно купить на распродаже по каталогу. Нужен был документ. Сначала думали, пара пустяков, две-три официальные бумажки, несколько презентов низовым чиновникам, и дело в шляпе. Не тут-то было. Ребенка отобрали. Торфин Хансен, честный человек, когда спросили, ответил все как есть. Не придал значения, а зря. Вражеское отродье, подобранное на оккупированной территории, неизвестно при каких обстоятельствах и вообще зачем. Спасла только безупречная служба и незапятнанный, как чепец монашки, кадровый формуляр. Мальчишку (а ему уж имя дали, красивое, в модном тогда духе – Марий) поместили в сиротский дом, хорошо еще среднего разбора, тут уж от обер-лейтенанта приняли подношение, не постеснялись. Записали даже на его фамилию, получился Марий Хансен. Пацана часто навещали, Хельга плакала всякий раз, что не может забрать домой, Торфин крепился, но и ему было грустно. Делали подарки учителям, чтобы старались дополнительно, воспитателям, чтоб кровать получше и не обижали. Не скупились на приличную одежку и домашние пирожки с начинкой, и много чего еще. Зато Марий вырос мальчишкой здоровым, высоким, хотя и костлявым, но это от природы, а не от болезненного недостатка. Бойкий, на удар отвечавший двумя, сообразительный редкостно, хорошо знающий, с какой стороны у жаркого вкусная корочка. Однако и к опекунам своим благодарный, «тетя» и «дядя» их называл, понимал с детства умом, что иначе нельзя, выйдут неприятности, а тут вроде бы племянник, но вроде бы и просто так. Марий все про себя знал и в жизни чудес не ждал. Когда аттестовался он из приюта, было ему семнадцать лет. К тому времени Торфин Хансен вышел в майорский чин, невелика птаха, но ежели с иной стороны поглядеть – из интеллектуальной военной элиты; будто бы вперед двигают не шибко, а все-таки частенько опасаются – слишком много знает, умеет и понимает. Этакий вечный референт при дурном командире.

Встал вопрос, что же делать с Марием дальше. Собственные дети давно уж устроены, кто лучше, кто чуть похуже, смотря по способностям. Но они полноправные граждане Великой Скандии, с ними проще. А как быть с Марием? Гражданство, правда, он тоже получил, дав присягу при совершеннолетии, только в любом приличном месте сразу пойдут вопросы анкетные, кто и откуда? К выходцам из англоязычной оккупационной зоны отношение в ту пору было неоднозначное, слишком памятны еще оставались их норвежские безобразия, открытых репрессий хотя и не чинили, но и приличную карьеру Марию не вышло бы сделать. Присутствовала опасность и высылки, в тот же Торонто, например. Именно этого Торфин и Хельга Хансены допустить никак не желали. Вот и пришлось майору пойти на обман, впервые в жизни, да еще на какой. Головы мог стоить, очень даже просто. Вместе с Марием отправился он в Копенгагенскую Стратегическую Академию, главное учебное заведение, готовившее на смену генеральскую элиту (был за надзирателем старших курсантских групп кое-какой должок). И там, в приемной комиссии Академии, майор Хансен письменно при свидетелях подтвердил, что действительно его племянник от покойного брата (таковой и в самом деле имелся), что рекомендует и ручается, что просит принять, учитывая собственные Хансена заслуги и боевое прошлое. Вникать в детали, учитывая должок, особенно не стали, племянник так племянник, опять же фамилия Хансен, и вообще сирота. Взяли. А через год подлог открылся.