Мария Гинзбург - Лес великого страха

– Разрешите, – услышал Крон. Гном и его молодая жена решили покинуть представление. Крон чуть подвинулся назад, чтобы они могли пробраться в узком проходе. Когда они проходили мимо, маг увидел, что муж едва ли не тащит мандреченку на руках. Судя по неестественно белому цвету ее лица, женщине стало дурно. Маг услышал громкий треск, и тут зал зашелся в хохоте. Крон успел увидеть только ярко-зеленые и алые ошметки, разлетающиеся во все стороны, и усмешку на лице героя. Зигфрид надел брюки.

– Пойдем отсюда, Сандро, – сказал Крон сквозь зубы.

Но Искандер его не услышал. Он хохотал вместе со всеми.

Из-за кулис медленно выехал холм, окруженный огненным рвом. Эта иллюзия по качеству ничуть не уступала только что лопнувшей. Языки пламени извивались, как настоящие, и даже чуть качнулись в такт движению поворотного круга. Крон по опыту знал, что создание иллюзии огня – одна из самых сложных задач. Но имперский маг был уже сыт по горло и иллюзиями, которые создавал Лис, и аллюзиями, которые обильно текли со сцены. Крон решил, что уйдет отсюда, с императором или без него. Он встал, бросив последний взгляд на актеров.

На холме за огненным рвом, как и следовало ожидать, спала прекрасная валькирия. Имперский маг замер на месте, увидев ее. И дело было даже не в тяжелых золотых косах актрисы. Женщина выглядела так, как и должна была, по мнению Крона, выглядеть дочь Водана. Но на миг магу показалось, что на деревянном холме, в кольчуге и короткой тунике, лежит его первая любовь. Но это было невозможно.

Крона ощутимо ткнули в спину.

– Ты что, сын стекольщика? – недовольно сказали сзади.

Маг сел. Зигфрид взмахнул мечом, и пламя расступилось перед ним. Актер поднялся на холм, грубо потрогал грудь спящей валькирии и выкрикнул в зал:

– А с поцелуями торопиться не будем!

Одобрительные возгласы были ему ответом. Крон смотрел, как герой устраивается на валькирии, как неторопливо елозит по ней под свист и хохот. Магу стало больно дышать.

– Я буду у главного входа, – сказал Крон императору.

До того, как покинуть представление, маг еще успел увидеть, как студентка, не сводя глаз со сцены, требовательно потянула руку соседа себе под плащ.

Темное тело толпы неторопливо начало вываливаться из ворот. Крон всегда думал, что именно так выглядит человеческий акт дефекации для муравья, а двойная дуга амфитеатра, походившая на циклопических размеров задницу, только усиливала это ощущение. Маг увидел Искандера – император оживленно беседовал о чем-то со студентом. Подруга школяра смеялась. Искандер тоже заметил мага, что-то сказал новым знакомым и подошел к нему. Увидев в руках Крона пышный букет, Искандер хмыкнул, но ничего не сказал. И маг был благодарен ему за это. Крон ожидал привычных сальностей и острот в армейском духе.

– Мы с Дариком и Саммой решили дойти до трактира «Золотой единорог», тут рядом, на площади, – сказал император вместо этого. – Заглянешь потом к нам?

Крон пожал плечами и спросил:

– Тебе понравилось представление?

– Да как тебе сказать… – ответил Искандер, раскуривая трубку. – Я не силен в искусстве. Мне понравилось другое.

– Что же?

– Шесть лет назад здесь были дымящиеся развалины, из которых мы с тобой как червей из муки выковыривали последних сюрков, – сказал император. – Да и многие ли купцы могли себе позволить купить для жены лиловое платье? А ты чего сбежал? Цветочки для валькирии хотел подешевле взять? – осведомился Искандер.

– Как-то не понял я этой новой версии, – сухо ответил Крон. – В оригинале валькирия поделилась с Зигфридом высшей мудростью.

– Да, очень интересная трактовка, – хохотнул император и добавил примирительно: – А дракон был ничего. Натуралистический.

– Лучше бы Зигфрид был натуралом, – неохотно ответил маг.

– Ну, я-то точно не зоофил, – добродушно заметил император.

Крон вздрогнул.

– Так он не знает? – спросила Энедика.

– Нет. Никто не знает.

Эльфка привалилась к теплому боку мага. Нервное возбуждение начало спадать, да и переход через Квалмэнэн никак нельзя было сравнить с прогулкой в театр. Энедика слушала низкий, негромкий голос оборотня и сама не заметила, как уснула. Проснулась она от прикосновения чего-то мягкого и пушистого к своему плечу. Эльфка открыла глаза и увидела, что маг накрывает их обоих плащом.

А ведь вместо того, чтобы пойти за плащом, он мог магически раскупорить муравейник…

– Прости… – торопливо произнесла она.

– Знаешь, почему тот, кто слушает, иногда засыпает, а тот, кто рассказывает – никогда? – миролюбиво ответил Крон. – Тот, кто слушает, устает больше. Нет ничего скучнее чужих любовных историй, я понимаю.

– Да нет же… Продолжай.

– Ты пропустила наш с Мадлен цветочно-прогулочный период. Да ну это у всех одинаково происходит, думается мне. Она сказала, что соломенная вдова, ее муж без вести пропал во время войны. Мои ухаживания были приняты благосклонно, и я… я тогда был счастлив.

Маг усмехнулся.

– Мне это было сложно. Никогда раньше я счастлив не был… Но Мадлен не спешила уступать моим желаниям. Все же я не настолько потерял голову, чтобы сказать ей, кто я такой на самом деле, и представился армейским магом, одним из Зеленых Собак. Я не хотел вдобавок ко всему терзаться еще и вопросом, любят ли меня самого или уступают из страха перед тем, что я есть… Она непрерывно поддразнивала меня и едва не доводя до помешательства. Для актрисы это было обычное вступление к отношениям, но для меня это было более мучительно, чем Мадлен могла представить себе.

– И что, ты до тех пор ни разу… – эльфка смутилась. – Ведь возможность у тебя была.

– Возможность – не есть необходимость, Энедика, – спокойно ответил маг. – Когда мне было романы крутить? Тот мир, что мы заключили, он ведь хуже войны… Страну надо было поднимать.

Эльфка обняла его.

– Как-то Мадлен спросила меня, не обидно ли мне, ревную ли я ее к Свану – так звали того актера, который играл Зигфрида, – вернулся к рассказу Крон. – Который трахал ее каждый день на глазах у почтеннейшей публики. А я ответил, что нет, не обидно. Я вообще не ревнив, – рассеянно пояснил маг. – Почему-то. Вот знаю, что должен ревновать – но не ревную…

Энедика промолчала. О том, что Искандер, ведя свою армию в бой, смело мог кричать: «Все, кого я любил, за мной!» – и армия пошла бы, как один человек – было известно даже в Железном Лесу.

– Я сказал, что мне обидно, что тупой ублюдок каждый день трахает прекрасного, могучего, мудрого зверя, – продолжал Крон. – Я говорил о драконе.

– Но думал ты о себе, – вырвалось у Энедики. – После того, что люди сделали с оборотнями…