Ирина Ясиновская - Граница миров

Гюрза знала, что никто ей помогать не будет. Никто, даже ее соратники — Чародеи. Слепой Эл умер в тот же день, когда появился Огонь Световидович. Остальные… Что ж, они не отвернутся от нее до конца, они будут сражаться до последней капли крови, но больше не вернутся в Темницу у Корней Земли. Никогда. Хотя сами они об этом еще не знали…

Гюрза оглянулась на едва слышный шорох за спиной и увидела Стефанию.

— Здравствуй, Огнянка, — с улыбкой проговорила Гюрза и указала на траву рядом с собой. — Садись, поговорим. Нам есть о чем поговорить.

Стефания пожала плечами и села рядом. Гюрза ощущала скрытый в девушке огонь, чувствовала его невероятную, невозможную природу, смешавшую в себе смертную и бессмертную сущность. Ощущала и не могла понять — как Стефания не сгорит от этого пламени?

— Никто не поможет нам, — тихо проговорила Огнянка, и на глазах ее сверкнули слезы. — Боги и так вмешались слишком сильно в наши дела…

— Я знаю, девочка, — Гюрза печально улыбнулась. — Я все знаю. Огонь Световидович приходил ко мне.

— Да? — Стефания вытерла глаза рукавом. — И Ний где-то рядом.

— У меня все не было времени спросить… — Гюрза помолчала. — Что случилось с тобой тогда? Ты вернулась к отцу?

— Да. Через тридцать лет.

Стефания закрыла глаза и поняла, что помнит все тогда произошедшее. За острой белой вспышкой последовало воспоминание о сне в храме Световида, и Стефания разглядела сквозь пелену боли и заливающей глаза крови Элайна. Он был одет в какие-то немыслимо яркие и легкие одежды. Он стоял перед столом, застеленным черной бархотной скатертью. Напротив него Стефания увидела Дэгха с перекошенным не то от боли, не то от злобы лицом. Взгляд Элайна был каким-то просветленным и… глупым.

— Элайи, ты должен сделать это, — Император протянул бывшему Пограничнику кинжал с тонким клинком — От этого зависит все.

— Я… — Элайн тяжело сглотнул, глядя на несколько пор, третов, лежащих на столе. —Почему? Почему я?

— Твоя кровь сможет решить все, лишить ИХ сил, сломать! — Император настойчиво протягивал Элайну кинжал. —Сделай это!

Элайп кивнул, взял клинок и закатал рукав рубахи. Стефания заорала по-эльфьи, прося Элайна остановиться, уже зная, ЧТО произойдет дальше и КТО был изображен на портретах. Огнянка пыталась вырваться, но что-то ее держало. Она не смела отвести взгляд и посмотреть, что ей мешает, она продолжала смотреть на Элайна.

— Не-е-е-ет! Не делай этого! — закричала она уже на языке Альтх. — Не-е-е-ет!

Элайн не обращал на нее внимания. Он ее не узнавал. Он поднес кинжал к правому запястью и осторожно провел лезвием по коже вдоль вены. Тонкий порез тут же набух кровью.

— Замечательно, —Дэгха довольно улыбнулся. —Это все, что от тебя требовалось. Остальное я сделаю сам.

Он выхватил кинжал из руки Элайна и в мгновение ока располосовал ему оба запястья. Кровь полилась на черный бархат, постеленный на стол. Кровь капала на портреты, расплывалась росчерками багрового пламени, и показалось, что закричал кто-то — мучительно и обреченно. Стефания уже знала, кто это кричал и почему. И сама вторила крику, словно это ее сжигал огонь Темницы у Корней Земли…

Дэгха обернулся к Огняыке.

— Ты последняя помнящая, —он хмыкнул. —Но это поправимо. Ты забудешь, но не сразу. Тридцать лет в подвале и счастливое избавление от памяти. И жизни. —Дэгха снова повернулся к Элайну, наклонился над портретами и рукой с полированными ногтями написал кровью: "Лишенные Памяти».

Стефания всхлипнула и принялась ругаться. Но и это продолжалось недолго. Неожиданно даже для себя она потеряла сознание.

Стефания втянула воздух сквозь стиснутые зубы и продолжила рассказывать, роняя слова в воздух, словно капли раскаленного свинца. Она вспомнила, как ее протащили по коридору и впихнули в какую-то комнату. Стефания не удержалась на ногах и рухнула на колени. Скованные руки и ноги мешали двигаться, тянули к полу, придавливали сво-им весом, ошейник изmarrinollсдавливал горло, не давая говоришь… Огнянка подняла глаза и увидела Дэгха. Он стоял прямо перед ней и усмехался.

— У вас, Световидовичей, это семейное, — проговорил он. Голос у него был приятный, завлекающий за собой, но Стефания слишком ненавидела этого человека, чтобы оценить красоту и прелесть его голоса.

— У всех Световидовичей и Огнивовичей были такие глаза — совершенно невероятного василькового цвета. — Дэгха отступил на шаг, и его место занял человек в красной рубахе с закрытым черной маской лицом. Сквозь прорези в ней на Стефанию взглянули равнодушные зеленые г.ааза. Глаза, показавшиеся невероятно знакомыми.

Человек в маске одним движением перехватил цепь кандалов на руках Стефании и заставил ее подняться. Огнянка встала, с ненавистью глядя на застывшего в отдалении Дэгха.

— Мой отец… —начала было говорить Стефания, но Император с брезгливой миной перебил ее:

— Твой отец после разговора со Световидом не посмеет вмешаться. Сам Световид уже давно не лезет в политику Танэль. Он доволен тем, что никто не нападает на его храмыи не насилует его жриц. Люди и Чуды уважают Световида, и ему этого хватает. Даже ради единственной внучки он не пошевелится. Не останавливайтесь, иллих, —бросил он уже человеку в маске и снова брезгливо сморщился.

Стефанию повалили на крепкий стол черного дерева, с обитой черным же бархатом столешницей. Двое невесть откуда взявшихся подмастерьев схватили ее за руки, еще один навалился на грудь, намертво придавив к столешнице, человек в маске исчез из глаз на мгновение, и когда он вернулся, Стефания заорала так, как никогда не орала, моментально поняв, что произойдет дальше.

Человек в маске держал в руках небольшую заостренную рогатину, раскаленные шипы которой багрово светились.

— Световид!!! — последний раз воззвала к богам Стефания, а потом стало не до того.

От невероятной боли она выгнулась дугой, задрыгала ногами, пытаясь вырваться, отпихнуть подмастерьев и отшвырнуть подальше ослепивший ее огонь в глазах. Она кричала, брыкалась, извивалась, каждым движением только причиняя себе дополнительную боль. Кто-то засмеялся. Стефания уже не могла воспринимать окружающую действительность. Она не понимала, что происходит, рассудок отказывался ей подчиняться. Она кричала, призывала богов, но эта чудовищная боль не проходила, ничего не менялось. И самое страшное было в том, что она никак не могла умереть. Или хотя бы потерять сознание.