Сара Дж. Маас - Двор шипов и роз (ЛП)

Он повернулся на месте, окидывая комнату взглядом.

— Знаю, они странные, — сказала я, мои руки снова вспотели. Я спрятала их за спину. — И я знаю, что они не такие… не так хороши, как те, что у тебя есть, но… — я подошла к картине на мольберте. Это был импрессионизм, не реалистичное изображение. — Я хотела, чтобы ты увидел эту, — проговорила я, указывая на мазки зелёного, золотистого, серебристого и голубого. — Это для тебя. Подарок. За всё, что ты сделал.

Жар поднялся к моей шее, щекам и ушам, когда он молча приблизился к картине.

— Это долина — с прудом звёздного света, — выпалила я.

— Я знаю, что это, — прошептал он, изучая картину.

Я отступила на шаг, не в силах наблюдать, как он смотрит на неё, жалея, что привела его сюда, обвиняя себя за вино за ужином, за глупое платье. Он рассматривал картину несчастную вечность, а затем посмотрел в сторону — на ближайшую картину, прислонённую к стене.

У меня желудок свело. Туманный снежный пейзаж с костлявыми деревьями и больше ничего. Это выглядело как… как ничто, я надеялась. Для всех, кроме меня. Я открыла рот, чтобы объяснить, жалея, что не отвернула остальные картины другой стороной, но он заговорил.

— Это был твой лес. Где ты охотилась.

Он подошёл ближе к картине, всматриваясь в мрачную, холодную пустоту белого, серого, коричневого и чёрного.

— Это была твоя жизнь, — уточнил он.

Я была слишком подавлена, слишком ошеломлена, чтобы ответить. Он подошёл к следующей картине, оставленной у стены. Темнота и насыщенный коричневый, и мерцающие проблески рубиново-красного и оранжевого, пробивающиеся сквозь них.

— Твой дом ночью.

Я пыталась пошевелиться, сказать ему прекратить рассматривать выстроившиеся у стены картины, но я не могла — не могла даже дышать нормально, когда он шагнул к следующей картине. Загорелая, крепкая мужская рука, сжатая в кулак на сене, бледные частички сена запутаны в золотисто-коричневых прядях — мои волосы. У меня желудок перевернулся.

— Мужчина, с которым ты виделась — в своей деревне.

Он снова склонил голову, изучая картину, и у него вырвалось низкое рычание.

— Во время ваших занятий любовью.

Он отступил назад, пробегая взглядом по ряду картин.

— Эта единственная хоть с какой-то яркостью.

Это была… ревность?

— Это было моё единственное спасение.

Правда. Я не буду извиняться за Айзека. Только не после участия Тамлина в Великом Обряде. Я не обвиняю его, но если он собирается ревновать к Айзеку…

Должно быть, Тамлин тоже это понял, потому что он медленно выдохнул, прежде чем перейти к следующей картине. Высокие мужские тени, капающая кровь с их кулаков, с их деревянных дубинок, залила и заполнила все края картины, в то время как тени возвышались над скрюченной на полу фигурой, истекающей кровью и с вывернутой под неправильным углом ногой.

Тамлин выругался.

— Ты была там, когда они сломали ногу твоему отцу.

— Кто-то должен был умолять их остановиться.

Тамлин бросил слишком понимающий взгляд в мою сторону и повернулся посмотреть на оставшиеся картины. Они были там, все раны, что я медленно залечивала за эти несколько месяцев. Я моргнула. Несколько месяцев. Неужели моя семья верит, что я навечно останусь с так называемой умирающей тёткой?

Напоследок, Тамлин посмотрел на картину с прудом и звёздным светом. Он кивнул в знак благодарности. Но он указал на картину покрытого снежной вуалью леса.

— Вот эту. Я хочу эту.

— Она холодная и тоскливая, — сказала я, пряча дрожь. — Она вовсе не подходит этому месту.

Он подошёл к ней, и его улыбка, посланная мне, была гораздо красивее любых зачарованных лугов или прудов со звёздами.

— Тем не менее, я хочу эту, — мягко сказал он.

Я никогда ещё так сильно не мечтала больше всего на свете снять его маску и увидеть лицо под ней, узнать, соответствует ли он моим представлениям.

— Скажи, что есть какой-то способ помочь тебе, — выдохнула я. — С масками, с той угрозой, отнявшей у тебя столько силы. Скажи мне — просто скажи, что я могу сделать, чтобы помочь тебе.

— Человек хочет помочь фэйри?

— Не подкалывай меня, — сказала я. — Пожалуйста — просто… скажи мне.

— Я не хочу, чтобы ты что-либо делала, нет ничего, что ты можешь сделать — или кто-то другой. Это моё бремя.

— Ты не обязан…

— Обязан. То, с чем я должен столкнуться, что выдержать, Фейра… ты не переживёшь.

— То есть, я буду жить здесь всю свою жизнь в неведении подлинных масштабов происходящего? Если ты не хочешь, чтобы я понимала, что происходит… может тогда тебе лучше… — я тяжело сглотнула. — Может быть, мне лучше поискать другое место, где я останусь жить? Где я не буду помехой?

— Разве Каланмэй тебя ни чему не научил?

— Только тому, что магия превращает тебя в животное.

Он засмеялся, хотя и не совсем весело. Когда я промолчала, он вздохнул.

— Нет, я не хочу, чтобы ты уходила в другое место. Я хочу, чтобы ты оставалась здесь, где я могу приглядывать за тобой — где я могу вернуться домой и быть уверенным, что ты здесь, в безопасности и рисуешь.

Я не могла оторвать от него взгляда.

— Поначалу я думал отправить тебя куда-нибудь, — прошептал он. — Часть меня до сих пор считает, что я должен найти для тебя другое место. Но, возможно, я был эгоистом. Даже когда ты ясно показала, что намного больше заинтересована в игнорировании Договора или поиска лазейки в нём, я не смог заставить себя отпустить тебя — найти какое-нибудь место в Прифиане, где тебе будет достаточно комфортно, чтобы ты не пыталась сбежать.

— Почему?

Он поднял небольшую картину замёрзшего леса и снова изучил её.

— У меня было много любовниц, — признался он. — Девушки благородного происхождения, воины, принцессы…

При мысли о них, глубоко внутри во мне вспыхнула ярость — ярость на их титулы, на их, несомненно, прекрасную внешность, на их близость к нему.

— Но они никогда не понимали. Каково это было и как это сейчас для меня — заботиться о своих людях, землях. Что шрамы всё ещё здесь, на что похожи плохие дни.

Полыхнувшая ревность исчезла, как утренняя роса, когда он улыбнулся моей картине.

— Она напоминает мне об этом.

— О чём? — выдохнула я.

Он опустил картину и посмотрел прямо на меня, внутрь меня.

— Что я не один.

Той ночью я не запирала дверь в свою комнату.

Глава 23

На следующий день, я наслаждалась теплом солнечных лучей, проскальзывающих сквозь полог из листьев, лёжа на траве и думая о том, как изобразить это в моей следующей картине. Люсьен, утверждая, будто ему необходимо присутствовать на каком-то жалком эмиссарском мероприятии, предоставил нас самим себе, и Высший Лорд привёл меня в ещё один прекрасный уголок в его зачарованном лесу.