Оксана Демченко - Докричаться до мира

Вечер на миг погасил потолок, вновь вспыхнувший по воле Вечного.

– Ладно. Нормальный зверь давно бы визжал и лизал мне руки. А ты только смотришь, и как-то очень недружелюбно и спокойно. Не жаль, значит, себя. Какой же ты тогда зверь? Попробуем иначе.

Хозяин вышел. Тело устало расслабилось, благодарно принимая отдых от боли. Сознание сжалось в недобром предвкушении беды. Кого ему будет более жалко, чем себя? Опять Сидду? Истрепанное за день сознание с трудом цеплялось за хозяина. Прошел коридором, радостно потирая руки. Повозка отвезла его наверх, но недалеко. Боль помешала следить, порвав контакт. Третий устало вздохнул. Глупо нервничать, когда ничего не решаешь. Да и не разведчик он больше. Кому он все расскажет? Не хозяину же!

Кажется, он ненадолго забылся, потому что услышал шаги, лишь когда хозяин уже миновал дверь. Удивленно распахнул глаза, не понимая тех, кого чувствует: не люди, не хозяева, не братья… Они стояли в дверях, обе на поводках, прикрепленных к слагу. Две волчицы. Настоящие, таких никогда не доводилось встречать, не глупые самки из загонов. В другое время он бы развеселился. Женщины, очень красивые, именно таких рядом с ним представляла себе, наверное, его глупенькая Сидда, сомневающаяся в себе до сих пор.

Хозяин резко схватил их за загривки, вынуждая поворачиваться в разные стороны, давая возможность толком рассмотреть.

Стройные, молодые и удивительные. Повыше Сидды, но не намного, с сильными и красивыми телами. Головы мохнатые, мех начинается чуть выше бровей, сперва мягкий, тонкий и слабый, почти пух, а выше роскошный, густой и глянцевый. От макушек к затылку пряди особенно длинные, а на шее снова пух, узкой полосой спускающийся между лопаток. Глаза у обеих обычные для волвеков – желтые, с вертикальным зрачком, у старшей широкими штрихами проглядывает ясная прозелень. И она – более рослая и темношкурая, с пестрым светло-желтым мехом в ярко-рыжих пятнах рисунка, черными тонкими линиями на висках; длинные волосы на затылке рыжие. Грязная, без рубахи, в старых и свежих синяках и шрамах. Стоит спокойно, ей стыд наготы, столь болезненный для Сидды, уже давно неведом. Тело крепкое и чуть суховатое, талия – он знал это слово в языке Сидды – не очень тонкая, бедра не слишком широки, зато ноги сильные и очень стройные, отменно длинные.

Вторая ниже, тоньше и моложе. Мех неправдоподобно плотный, темный, спускается волнами волос с макушки до бедер, и по нему плетется узор – еще темнее, отчетливо заметный при малейшем движении. В ее фигуре меньше прямых линий, вся из плавных восхитительных изгибов. Высокая полная грудь, очень тонкая талия, широкие бедра. Мягкая, нежная, светлокожая, испуганная до слез. Чистенькая, в тонкой красивой одежде, полупрозрачной и коротенькой. Таким знакомым и бесполезным движением тянет рубаху вниз… Нет, он бы не променял на них свою жену, и сравнивать не стал бы. К чему? Его душа срослась с Сиддой и принадлежит ей.

Жаль, что Четвертый не видит женщин. Йялл почему-то глубоко убежден, что любимый «враг» с первого взгляда прирос бы к рыжей. Почему? Глупый вопрос. Может, именно оттого и пытались его учить на Первого, что знает сразу такие вот странные вещи.

Вечный оценил внимание волвека к женщинам по-своему, куда более просто.

– Красивые самки? – усмехнулся хозяин. – Не для вас кормим. Мы получаем щенков из их материала и из вашего, но используем иной способ, более удобный и надежный, чем вынашивание матерью. А самих держим на уровне, где живем. Пока они молодые и интересные, конечно. И не всех, только самых симпатичных и умных. Рыжая – моя. Послушная девочка, я ей все объяснил. Тут же, на твоем месте. Сперва упиралась, гордая была и в своих силах уверенная, а потом стала очень славной. Руки мне лижет, все команды выполняет. Она – щенок вашего, как я полагаю, основного вожака, линия «эйм». А вот черненькая… Смотри внимательнее, может, найдешь фамильное сходство. Вы из одного выводка, «йялл-2/7». И я начну с нее. Рыжая и так на все согласится, она стара, ее пора менять, знаешь ли. А эта прослужит мне следующие пять лет. И для опытов хороша, и для забавы.

Хозяин смотрел весело и спокойно. Он знал, что новое средство сильнее прежнего. Обездвиженного Третьего с лежака снял слаг, закрепил поблизости ошейником и обручами. Девочку, всхлипывающую и жалкую, хозяин раздел и толкнул на теплое еще место, прогретое широкой спиной. Рыжая попыталась отвернуться, когда в пока еще не знавшее шрамов тело впивались датчики, но хозяин подошел и ударил ее, коротко и резко сбивая на колени. Кровь потекла по лицу, но рыжая больше не порывалась двигаться, замерев в указанной ей неудобной позе. Сознание Йялла металось в лабиринте страха. Спасти женщин невозможно, отдать на расправу немыслимо.

Третий дышал часто и трудно, следя за руками хозяина, крепящими тонкие нити, режущие кожу плачущей девочки. Его, Йялла, сестры.

– Я дам тебе время подумать, – вкрадчиво и негромко усмехнулся хозяин. – Сам понимаешь, уродовать свою новую самку мне не слишком интересно. Но если ты не уступишь… там еще четыре есть, и тоже неплохи, хоть и попроще. Их привели на отбор, весьма кстати. Согласишься – одну отдам тебе. Рыжую, ее ведь пора убивать, а так еще поживет. Неужели не жаль ни старую, ни девочку?

Вечный притворно вздохнул и устроился в кресле.

Время, прежде лежавшее пылью, взметнулось вихрем и полетело, не давая ни единого шанса. Пульс стучал в висках, выгоняя пот. Черное отчаяние давило, лишая выбор смысла. Он все равно предаст. Или стаю, или этих двух волчиц. Иного не дано, и хозяин знает. Вздохнул опять с притворной жалостью, снова обернулся к Третьему.

– Волчиц мы сами учим говорить, у них не заблокированы речевые центры, да и развитие разума мы стимулируем. Ручные самки должны уметь принести тапки, накрыть на стол, сделать массаж, приготовить ванну, угодить в прочем, что вынуждает тебя тосковать по человечке. А у вас все выключено. Должно быть выключено, понимаешь? Обруч для того и надевается, не только для контроля. Но вот оно пробилось, и я не знаю, как. Но узнаю, ты мне поможешь. Она умеет говорить и тоже будет просить. У нее приятный голос.

Хозяин тронул пальцем шею молодой волчицы, забавляясь ее страхом.

Девочка жалко всхлипывала и шептала невнятно: «Пожалуйста, не надо». Пыталась отстраниться, отвернуться.

– Слабенькая. Рыжуха по молодости славно шипела и плевалась. Загрызть меня хотела. Однажды ночью едва не удушила, чудом выжил. Так умело прикинулась покорной! Но потом все пошло на лад, она привыкла, я стал осторожнее. А уж когда я полгода назад младшего из ее детенышей, которому мы пока разрешаем жить, сюда принес и показал… А старший оказался нестабильным и его пришлось убрать. Она смотрела и знает, что я могу так и со вторым. Но не делаю. Раз в месяц даже дозволяю смотреть на щенка, если я доволен. Самка, номер твоего отродья, быстро.