Екатерина Оленева - Невеста для Мрака (СИ)

— Нет?.. Как же тогда это, по-твоему, называется?

— Называй как хочешь, но нельзя предать того, кому не предан.

— Ладно, у тебя своя точка зрения — у меня своя. Разговор не об этом. Дело в том, что в тот роковой день я посчитал, что победа в нашем маленьком противостоянии будет для тебя мучительнее поражения. Это победа была твоим наказанием, Одиффэ.

— Наказанием? — усмехнулась я, покачав головой. — Вряд ли. Ты просчитался.

— Никогда. Я для этого слишком стар и мудр. Посуди сама, положи я тебя тогда поперёк колена и отшлёпай, как ты того заслужила, ты бы скоро меня забыла. Но то, как билось моё сердце в твоих руках, ты помнишь до сих пор. Верно? — Он понизил голос до интимного шепота. Насмешки в голосе прибавилось. — Тебе ведь понравилось, правда? Не отрицай. Недаром же ты пытаешься всё повторить сначала. Моя боль заводит тебя, куколка. Не стесняйся! Давай! Развлечёмся напоследок.

Моя ладонь скользнула вниз, от его затылка к шее. Погладила выпуклые мышцы груди, коснулась темнеющего соска и остановилась прямо над неутомимой сердечной мышцей, сильными толчками разгоняющей кровь по всему телу. Поднявшись на носки, я коснулась губами его кожи и слабый стон удовольствия, невольно сорвавшийся с губ Миарона, послужил мне наградой.

Я губами чувствовала толчки его сердца, языком ощущала вкус его кожи — соль и железо.

Мои руки скользили вниз до тех пор, пока пальцы не замерли над твердым, как камень, членом. Я намеренно причиняла ему боль, чередуя почти нежную ласку с откровенным садизмом.

И то, и другое вызывало у него одинаковые гортанные стоны удовольствия.

Возбуждение Миарона было таким сильным, что, казалось, похоть сгустилась в воздухе и ударяла в голову, как наркотический дурман. Его животная, магнетическая страсть и ужасала, и окрыляла, пробуждая в ответ такую же дикую, беспощадную жажду.

Однако я была несклонна поддаваться минутной слабости и терять голову. Слишком многое лежало на другой стороне весов: обида, долг и опасность — мгновенно отрезвляющее триединство.

Если через четверть часа я не выйду — за мной придут.

Если Миарон к тому времени не будет обращен в пепел, мне задут ненужные вопросы.

Я отстранилась, отступая на несколько шагов, игнорируя его протестующий рык.

— Ты забыл, учитель? Единственный танец, в котором я могу стать твоей партнёршей — это танец крови и боли. Ничего другого я предложить тебе не могу.

— Не можешь? Или не хочешь? Это разные категории.

Я видела, как зрачки его глаз из обыкновенных, человеческих, превращаются в вытянутые и острые, словно кинжалы — так бывает на начальной стадии трансформации у оборотней.

— На самом деле не так уж и важно, чего я на самом деле хочу, Миарон. Делать-то всё равно придётся то, что нужно.

— Тогда не тяни.

Ну, вот и всё. Сейчас я его убью.

По слухам, оборотню больше трехсот лет. Три с четвертью столетия он глядел по ночам в небо, по которому друг за другом, точно оголтелые, носились разноцветные луны.

Интересно, какого это, прожить так долго? Если вдуматься, триста лет — это ужасно много. Больше в жизни, чем я способна придумать, он пережил ещё до моего рождения.

Что я знаю о нём? Даже имя, которым мне представились, оказалось фальшивкой.

Под всеми этими клыками, когтями, лживыми речами осталась ли в тебе ещё хоть крупица человечности, Миарон-Грейстон? Да и на что мне твоя человечность, если я собиралась расправиться с собственной?

— Ты собираешься убить меня сегодня? — насмешливо поинтересовался он. — Или это оригинальная попытка сразить меня силой мысли?

Я ухватилась руками за толстенные звенья металлической цепи, удерживающей пленника. Они покрылись алыми всполохами и расплавленный металл потек вниз, словно мягкий воск.

Оборотень зашипел, как рассерженный кот, когда раскалённое железо прожгло его кожу, но в следующее мгновение рывком развёл руки в стороны — распавшаяся цепь со звоном упала к его ногам. Он и сам устоять не сумел, рухнул на четвереньки.

— Считаешь, я настолько слаб, что ты можешь проявить великодушие? — тихо рыкнул он, поднимая голову.

Я не могла оторваться от страшной пустоты в его нечеловеческих глазах.

— Мы ведь собирались веселиться, да? Согласись, так гораздо интересней.

Запустив в него первый огненный пульсар, я почти не сомневалась, что Миарону удастся уйти из-под удара. Но то, как ловко он сделал это, израненный и истощенный, не могло не вызывать восхищения.

Огненный смерч, отпущенный моей рукой, кольцами разошёлся по помещению, озаряя его яркой вспышкой.

Его язвительный хохот перешёл в угрожающий рык.

Тело метаморфа остановилось в той промежуточной трансформации, в которой это существо выглядело наиболее пугающее: лицо приобрело звериные черты, тело взбугрилось стальными мышцами, острые сизые когти украсили пальцы. Миарон со скоростью и ловкостью, невозможной ни для человека, ни для мага, перепрыгнул через несущийся на него огненный вал и остановился, раскинув в стороны руки, будто приглашая меня в объятия.

Мгновенно сплетя следующее заклинание, я швырнула в него огненной сетью, невидимой, но убийственной. Яркие оранжевые всполохи, словно зажёгшиеся в воздухе оранжевые звезды, окутали оборотня мерцающим коконом.

По камере заметались струи огня, пламя билось о стены, разбиваясь, рассыпаясь ворохом огненных искр. Как это часто со мной бывает, каждая порожденная мной новая волна огня была смертоносней предыдущей. Долго противостоять подобному напору никто не мог. И израненный метаморф не казался мне исключением.

Когда он, наконец, пал, растянувшись на пыльном полу, я снова погрузила несущие пламя руки в его тело. Я чувствовала каждой клеточкой его сладкую, густую кровь. Моя Сила рвала его вены и артерии, грозила сокрушить даже кости. Никогда прежде я не вкушала такой вкусной, интенсивной боли, питающей меня, словно вода — траву. Эта боль была горячей и пряной, она звучала, как самая чистая, высокая, пронзительная нота.

Оборотень заорал, дробя камень плит непроизвольно выпущенными когтями на скрюченных пальцах.

Победа виделась несомненной.

Неровно, с перебоями, слабея с каждым ударом, стучало его сердце под моими руками.

А потом произошло что-то неожиданное и очень быстрое — сверкнуло, хлестнуло, свистнуло у самого уха. И вот уже моё горло сдавила удушающая цепь, а Миарон оказался недосягаемым у меня за спиной, прижимая к своей груди.

Достать его я уже не могла никак. Одно неловкое движение, и я и не просто задохнусь — мне оторвёт цепью голову.

Да, каким бы гадом не был Миарон, но силы духа, впрочем, как и звериной ловкости ему было не занимать. Он действительно словно кошка — как не бросай, все равно приземлится на четыре лапы.