Весенний Король (СИ) - Ольга Ружникова
Потому что Юлиане лично рассказать хоть что-нибудь мешала всё та же проклятая гордость. И осторожность. И привычка не верить никому. Даже любимому.
Особенно безответно.
3
К счастью, Юлиана пила сначала Волчью Горечь. По дурости и тоже лишней гордости. Вот уж чего у единственной дочери Анны Кантизин всегда найдется в избытке.
А оказалось — вовсе не по дурости. Иногда вроде жесткая и беспощадная судьба — умнее не понимающих ее самоуверенных идиотов. И в чём-то она даже иногда помогает. Незаметно. Чтобы, не дай Творец и Темный, не заподозрили в доброте.
Теперь никто точно не усомнится в отцовстве Евгения. Ребенок просто не может вовсе не походить на него. Чтобы уж совсем ничего не взять от отца… Особенно при двоюродных родителях. А уж если родится еще и похожим на Викторию…
А Роман отправился в Бездну слишком давно, чтобы даже отпетый враг вдруг пробрехал его имя. Не говоря уже о прочих вариантах. Да и странновато всерьез приписать Юлиане тайных любовников, с кем она даже никогда не встречалась. Всё же летать на метле Кровавая Мачеха пока не выучилась. К сожалению.
— Если у вас родится сын, моя императрица… — осторожно начал Мидантийский Барс.
Только у него хватило смелости о таком заговорить. Даже наедине. Ни змеи он не боится.
Но дает ей самой продолжить. Ответить на вопрос.
— Может, и родится, — подтвердила Юлиана. — Тогда он станет императором Мидантии. Согласно закону наследования.
Что бы Октавиан осторожно посоветовал — опровергни она сейчас любое предположение о возможном материнстве? Хватило бы у опытного царедворца и интригана Мидантийского Барса наглости и политического цинизма предложить ей срочно завести тайного любовника? И тем упрочить свое положение — за счет судьбы Вики.
— А Виктория? — неумолимо продолжил Октавиан.
Действительно ли мама любила эти черные проницательные глаза? Тогда еще совсем юные.
— Останется просто принцессой. И сестрой императора. И моей дочерью. Я не стану любить ее меньше. Надеюсь, и она меня — тоже.
— А если вы осчастливите подлунный мир дочерью?
— Тогда она станет просто еще одной принцессой. — Как когда-то сама Юлиана. — Младшей сестрой императрицы Виктории. И моей второй дочерью. Я буду равно любить их обеих.
Глава 10
Мидантия, Гелиополис.
Конец Месяца Сердца Лета.
1
Когда Юлиана перестала говорить, разъяренный брат императора, тогда еще принц Борис злился постоянно. Особенно, когда докучный предмет недовольства смел попадаться ему на глаза. В том числе, приводимый по личному приказу самого Бориса.
— Как она теперь выйдет замуж? — заявлял он всем подряд и самому себе. — Кому она нужна? При всей ее красоте — много ли пользы от немой, даже принцессы?
Правая рука императора Паука топал ногами в шелковых сапогах и яростно швырял золотыми кубками в лекарей. И хрустальными бокалами — в стену. Портил фрески и гобелены. И орал, орал, орал. Искренне считая бешеные вопли признаком железного характера. И стальной воли. Как и положено брату правителя.
Роман это точно унаследовал от папаши. Только мозги при этом прихватить забыл.
А Юлиана безумно боялась, что отчим вот-вот всё поймет. Что она не просто оплакивает мать, а видела ее убийство. И тогда Юли не только никогда не отомстить, но и сейчас не выжить. Борис Кантизин хоть и не любил, но безумно желал ее красивую мать. К самой падчерице он тогда подобных чувств не питал — даже таких. И, тем не менее, маму второй муж лишил жизни легко. И без малейшего раскаяния.
Иногда отчим и дядя вспоминал древний обычай — сбрасывать с высокой скалы калек. В глубокую пропасть. На острые камни внизу.
Особенно любил он это вспоминать, вдоволь нахлебавшись крепкого, сладкого вина. И тогда лишь редкостная красота спасала Юлиану. Принц Борис всё еще надеялся извлечь из немой падчерицы со временем пользу. Хоть какую-нибудь.
«Не замуж, так в семье… пригодится…» — пьяно усмехался отчим. Опрокидывая очередной кубок.
И никогда не стеснялся говорить это при ком угодно. В том числе, при сыночке Романе.
Добрая кузина Мария, дочь отчима-убийцы, относилась к Юлиане хорошо — всегда хорошо. И даже искренне жалела. Дарила любимых кукол. И никогда не злилась.
А вот Роман отлично чувствовал отношение своего папаши к не слишком ценной девчонке-сироте. И понимал, что для дяди-императора она тоже не слишком ценна.
Чего избалованный, испорченный кузен тогда хотел, он, может, не понимал и сам. Слишком мало ему тогда еще исполнилось лет. Просто решил, что в нынешней ситуации за немую девчонку будет не больше, чем за котят и щенят. То есть — ничего.
В четыре с половиной года восьмилетний Роман казался Юли ужасным. И почти непобедимым. Она старалась ни за что не оставаться с ним вдвоем. Нигде. Но тут злобному мальчишке удалось подстеречь немую кузину среди бела дня в саду.
Нет, вовсе не одну. Просто все слуги и три няньки (одна — Юлианы, две — Романа) предпочли послушаться громогласного принца и немедленно убрались прочь. Сделали вид, что не видят отчаянной мольбы во взгляде немой девочки. Возможно, тоже сочли, что ничего хорошего ее уже всё равно не ждет. А им самим еще жить и работать во дворце. Да и семьи у многих есть. А Роман вырастет и никуда не денется. И останется любимым сыном своего отца. И память у него хорошая.
Далеко убежать Юли не удалось. Только вырваться — когда Роман уже притиснул ее к толстому стволу старого раскидистого вяза. Вжал в шершавую кору. И попытался… да ничего бы у него еще не вышло. Наверняка. Но до сих пор те кошмары заставляют кричать по ночам.
Тогда Юлиане удалось его пнуть. Невесть каким усилием — в голень. И под его злобные вопли кинуться наутек. А вслед неслось, что «немую дуру» ждет, когда Роман ее догонит.
Она успела убежать, запетлять среди густой листвы и забраться на другое дерево, прежде чем Роман вновь ее заметил.
Настолько высоко, что тонкие ветки уже не выдержат двоих. Особенно явно более тяжелого принца.
И никаких угроз Юлиана слушать не собиралась. Вот если она струсит и спустится — тогда ей точно несдобровать.
Роман даже испугался. Даже попытался объяснить другим вокруг, что не виноват. Что «эта свихнутая — сама!» А когда на дикий шум и истеричные голоса перепугавшихся (за себя) слуг и нянек примчались Константин и Евгений — младший взвыл, как трехлетний. Евгения Роман побаивался давно. Хоть тот садистом не был никогда. И ростом быстро
