Елена Усачева - Откровение

Во сне я летала. Легко так поднялась в воздух. За руку меня кто-то держал. Я не сомневалась, что Макс, поэтому не оборачивалась, а только время от времени чуть пожимала руку спутника, такую большую, такую надежную. Но только я об этом подумала, и рука вдруг изменилась, маленькие пальцы цепко ухватили меня за ладонь и потянули вниз. Я оглянулась и встретилась с ледяным взглядом недовольных детских глаз.

Маринка!

Мое мгновенное пробуждение было сродни молниеносному падению. Я села на кровати, и лишь потом меня догнало пиликанье будильника — пора было вставать. Утренние заботы заслонили мой сон, и он стал незаметно стираться, пропадая под свежими впечатлениями. Но недобрый Маринкин взгляд не сразу исчез у меня из памяти.

День был пасмурный, и я, подойдя к окну, улыбнулась затянутому тучами небу и поникшим деревьям, готовым принять очередную порцию осадков. Улыбнулась праздничному белому снегу. Что-то такое надо было сделать… А, точно! Помириться с Пашкой. Что будет, если я его позову на вечеринку? Обвала в горах точно не произойдет.

Я шагнула под холодный душ — хорошее средство с утра привести свои разбежавшиеся мысли в порядок. На кухне кофе, сыр и… мама.

— Ночью ты стонала.

Твердый кусочек сыра крошился, но я, продолжая мелко его обкусывать, резко вдохнула и поперхнулась.

Мама быстро встала, чтобы похлопать меня по спине, но, коснувшись плеча, вдруг с испугом отдернула руку.

— Какая ты холодная!

Я встревоженно себя ощупала. С чего бы вдруг? Общение с вампирами заразно?

— В душе была, — хрипло ответила я, обхватывая ладонями кружку, — сейчас согреюсь.

— Май! Какая-то ты последнее время… — Мама отнесла свой стакан в мойку. Зашумела вода. — С тобой все в порядке?

— Угу.

С каким бы удовольствием я рассказала ей обо всем. Рассказала, не требуя ни советов, ни комментариев, ни помощи. Но ведь это мама, она не сможет бесстрастно выслушать мою невероятную историю. Я даже боюсь представить, что бы началось, узнай она правду. Что-то с мыслями о мирной жизни у меня ничего не получается. Надо потренироваться, мантру какую-нибудь придумать.

— А Максим…

Я не дала ей договорить:

— У него тоже все хорошо, — в какую бы сторону ни зашел наш разговор, мне не хотелось его продолжать.

— Вы помирились?

Я кивнула. Ах, ну почему я не умею владеть собой? Вот снова краснею, причем так быстро, что уши начинают чесаться. Мир? Ладно, назовем это миром. А по мне так одна безостановочная война.

— Надолго?

Я демонстративно громко поставила чашку на стол.

— Мне кажется, ты растворяешься в своем Максиме, — продолжала мама. — Слишком ему доверяешь.

Я не понимала, куда она клонит. И, что важнее, мне не хотелось с ней обсуждать наши с Максом отношения. Мама многого не знала, чтобы сделать правильные выводы. А значит, все ее советы сейчас для меня ничего не будут значить.

— Любовь — хорошее чувство, но нельзя ему отдаваться с таким самозабвением. Это делает тебя… слабой.

— Слабой?

Все-таки Макс — провидец. Мама начала наступательную операцию.

— Ты становишься зависимой от него, а поэтому малейшее изменение его настроения, эти его отъезды, да каждый проведенный не с тобой вечер воспринимаешь очень болезненно.

Мама являла собой саму строгость. Брр, как страшно!

— А разве может быть по-другому?

— Должно быть по-другому. — Она резко захлопнула дверцу холодильника. — Такое ощущение, что у тебя ничего в жизни не было до встречи с ним. А ведь это не так! Ты училась, занималась фехтованием, любила книги. Сейчас же для тебя все прежнее как будто закончилось. Есть только Максим и какая-то совершенно иная жизнь. Не обкрадывай себя, не зацикливайся на своем чувстве и на Максиме. Подумай, что у тебя останется, если вы вдруг разлюбите друг друга.

— Не разлюбим! — Я сделала большой глоток кофе, обожглась и рассердилась еще больше. — И ни на ком я не зацикливаюсь. Моя жизнь — это моя жизнь!

— Ты ничего еще не понимаешь… — Мама была настроена на длинный разговор.

— Я как раз все понимаю. — Табуретка из-под меня слишком резко ушла назад, чуть не опрокинувшись. Война, война! Трубите в трубы!

— Надеюсь, ты будешь хотя бы осторожной? — Вопрос догнал меня, и я поспешила закрыть за собой дверь.

Да, мама, я буду осторожной. Я буду очень-очень осторожной, и поможет мне быть осторожной именно Макс. Пора уже с неприятными разговорами завязывать. Сколько можно трепать себе нервы?

Я покидала тетради в сумку, подхватила волосы заколкой и вылетела за дверь. Хотела взять шоколадку, но она выскочила из упаковки и упала на пол. Ерунда, потом подберу.

Чтобы успокоиться, пошла пешком. Двенадцать этажей, двадцать четыре пролета — кажется, число значило что-то хорошее. Двенадцать месяцев, двенадцать знаков Зодиака, двадцать четыре часа в сутках, шестью четыре… А шесть у нас символ надежности. Мой этаж вдвойне надежный!

Уже с третьего этажа я услышала звуки пианино. Ого! Концерт по заявкам!

Дверь мастерской была приоткрыта. А меня здесь ждут…

Я помнила мастерскую прежней — в полумраке неярких ламп, с наглухо зашторенными окнами. Была еще в моей памяти мастерская после пожара — черная, закопченная, с оборванными шторами, с гулким эхом от каждого движения. И вот теперь она превратилась в нечто совершенно невозможное. Всюду был свет. Он отражался от стен, потолка, от каждого предмета. Белые стены, белый потолок, очень плотные голубые шторы. Были и старые знакомцы — длинный стол с массивными стульями, камин, сундук, шкура медведя. Новая шкура медведя, потому что старая была безнадежно испорчена при пожаре.

Макс в дальнем углу мастерской сидел на высоком стуле около синтезатора, перебирал клавиши, словно проверял идеальность настройки.

— Как спалось? — Поднял голову он только тогда, когда я перестала осматриваться. Мой терпеливый рыцарь!

— Хорошо.

Интересно, а сколько всего он успел за ночь? Ведь когда обладаешь такими сверхспособностями, время превращается в понятие относительное.

— А где пианино?

Я подошла ближе. Ничего не понимаю в музыкальных инструментах, тем более электронных, но, судя по внешнему виду, синтезатор был не из простых.

— Перевелись в этом городе приличные инструменты. — Макс разочарованно развел руками, и я не заметила сама, как оказалась в его крепких объятиях. — Вот и приходится осваивать последнее слово техники.

Он был слишком близко. А где была я? Меня уже не было.

— Никогда не видела, как ты играешь. — Я боялась вздохнуть, чтобы не спугнуть своего счастья.