Светлана Зорина - Наследница Ингамарны

Гинта тоже была здесь — худенькая, длинноногая, в узкой набедренной повязке. Пять туго заплетённых и подвязанных на затылке косичек метались вокруг тонкой шеи, когда юная аттана резко отскакивала в сторону или увёртывалась от выпадов противника. Она уже выиграла несколько поединков и ничуть не устала. Суане везло меньше, но она не переживала. Она прогуливалась по площадке, плавно покачивая бёдрами.

«Совсем как взрослая», — подумала, глядя на неё, Гинта.

У Суаны действительно были бёдра, не то, что у Гинты. И маленькие грудки, которые уже смотрелись весьма соблазнительно. Суане недавно исполнилось двенадцать. Она держалась уверенно и чуть кокетливо — хорошенькая юная девушка, осознающая свою привлекательность. Гинта видела её поединок с Талафом. Это больше походило на любовную игру. Суана могла его одолеть, но проиграла. Почему она уступила, удивилась Гинта. И тут же догадалась. Потому что Талафу хотелось победить. Потому что ему нравилось побеждать. Зана, старшая сестра Мины, как-то сказала: «Мужчины любят побеждать. Для них это важнее, так что мы можем иногда и уступить им». Гинта с ней не согласилась. Она тоже не любила проигрывать, и вообще… Любишь побеждать — старайся победить, а не надейся, что тебе уступят.

«Неужели Талаф не догадался, что она поддалась? — презрительно подумала Гинта. — Ведь не дурак же он. Разве это победа? Она бы с ним справилась. Я тем более. Я же дерусь лучше Суаны, и анх у меня гораздо сильнее…»

Не успела Гинта додумать свою мысль до конца, как кто-то из гостей, пришедших посмотреть на состязания, крикнул:

— А ну-ка, Талаф, попробуй одолеть аттану! Это поможет тебе завоевать её сердце. Девушки любят сильных парней!

Все замерли в ожидании, глядя на маленькую, тонкую девочку и стоящего напротив неё рослого, красивого парня.

— Аттана ещё очень юна, — сказал Талаф. — Зачем же так спешить завоёвывать её сердце? Но возможно, когда-нибудь она будет ко мне более благосклонна, чем сейчас, и позволит мне научить её приёмам совсем другой борьбы.

Мужчины засмеялись, некоторые женщины нашли шутку Талафа немного дерзкой, но поскольку юноша выразился достаточно изящно, никто не счёл его высказывание неприличным. Сами слова Гинту не оскорбили. Её как всегда оскорбил взгляд Талафа. Томный, ласково-насмешливый взгляд, который ясно говорил: «Что бы ты там ни умела, какие бы чудеса ни вытворяла, ты всего лишь маленькая дурнушка. Никакой таннум не сделает тебя красавицей, и ты должна радоваться, что положение наследницы даёт тебе возможность получить в мужья такого парня, как я».

И тут Гинта, вскинув голову, в упор посмотрела на Талафа. Естественно, она не желала ему смерти и не питала к нему такой ненависти, какую почувствовала несколько лет назад к валлонскому наместнику, но Талафу хватило. Он побледнел, попятился и чуть не упал.

— Что с ним?! — закричала аттана Кайна. — Моему сыну плохо!

Она кинулась к Талафу и схватила его за плечи, но он стоял, оцепенев и не в силах вымолвить ни слова.

— Что ты с ним сделала, маленькое чудовище?! — взвизгнула Кайна, повернувшись к Гинте. Её красивое, всегда надменное лицо исказила злоба, но уже в следующее мгновение на нём появилось выражение страха, и женщина опустила глаза.

Гинта усилием воли подавила гнев. Она сосредоточила анх в подреберье и сделала глубокий вздох — упражнение, которое помогало успокоиться.

Кайна пришла в себя раньше своего сына — всё-таки ей меньше досталось.

— Её опасно подпускать к другим детям, — сказала она, стараясь не смотреть на Гинту. — Теперь я не удивляюсь, что она захотела служить водяным богам, а значит и Каме. Наверное, этой девочкой завладели злые боги…

— Уважаемая аттана Кайна, — холодно прервал её Сагаран. — Эту девочку не опасно подпускать к другим детям, но оскорблять её действительно опасно. И самый верный способ избежать опасности с её стороны — держаться с ней учтиво, как того требуют её высокое положение и дар, которым её наградили боги, благосклонные к потомкам великого Диннувира. В этом роду всегда появлялись искусные нумады — целители и инвиры, хранители жизни, любимцы и верные помощники Гины и её божественных детей. Кое-кто из местных жителей уже знаком с искусством аттаны Гинты. Уже есть люди, которые знают, что руки этой девочки умеют избавлять от страданий. И как вообще можно обвинять десятилетнего ребёнка в служении злым богам?

— Я не хотела её обвинять, служитель Сайхана из Улламарны, — сказала Кайна, сделав упор на последних словах. — Я, наверное, неудачно выразилась. Просто большая сила в столь юном существе опасна. Дитя не ведает, что творит, а сила должна быть в равновесии с разумом.

— Разум этого ребёнка созревает гораздо быстрее, нежели разум твоего сына, почтенная Кайна. И ты прекрасно знаешь, что я служу не Сайхану, в Саггану, богу огня.

— О да, конечно, — с трудом сдерживая ярость, усмехнулась Кайна. — Служитель огня и служительница воды. Две враждебные стихии… В Улламарне уже давно жар поглощает воду, и бесплодие надвигается на леса. В нашем роду тоже были нумады. Кстати, одна из них правила в Улламарне. И она предупреждала, что нарушение равновесия стихий губительно для всего живого. Я не собиралась обвинять этого ребёнка в служении злым богам, но ребёнок может стать жертвой злых богов, и ты, Сагаран, наверное, знаешь о таком ребёнке.

Гинта не поняла, о чём говорит Кайна, но некоторые из присутствующих, судя по лицам, поняли. Девочке показалось, что Сагаран слегка побледнел.

— Я действительно ещё очень юна и не должна делать тебе замечаний, досточтимая Кайна, — сказала Гинта. — Но я не хочу, чтобы у меня в замке обижали моих друзей.

— А меня ты больше не считаешь своим другом?

Кайна казалась искренне огорчённой, но Гинта видела: в душе стоящей перед ней женщины идёт борьба между жгучей неприязнью и желанием сохранить с наследницей хорошие отношения. Кайна уже явно пожалела, что погорячилась и назвала её чудовищем. Ведь она надеялась стать матерью минаттана Ингамарны. Кайна была властной женщиной. Гинта не раз слышала, что во владениях аттана Тахуна всем заправляет его жена. И ещё она слышала, что в юности Кайна мечтала стать нумадой, но её анх и её способности не позволили ей стать даже обычной колдуньей.

Талаф уже пришёл в себя и всем своим видом выражал смирение и раскаяние.

— Матушка, я был не совсем вежлив и готов принести аттане свои извинения…

— Забудем об этом, — перебила Гинта, улыбнувшись уголками губ. Ей было противно и хотелось поскорее отсюда уйти, но вокруг стояли гости, явно смущённые этой неожиданной стычкой.