Андрей Валентинов - Рубеж

— Верно! — пан Станислав хохотнул. — Ты, пан Юдка, мне ее живой привези! Прежде чем шкуру содрать, я хочу знать, чем ее кожа пахнет!

Перед глазами вновь встало ее лицо — плосконосое, некрасивое. И глаза — темные, как ночь. Как та ночь, когда встретились все трое — Смерть, Пленник и Двойник.

Двойник! Мальчишка показал мне!..

— Что молчишь, пан Юдка?

Я заставил себя улыбнуться.

— Пану нужна панна Загаржецка? Он ее получит. Да только она зацного пана ласкать не станет.

Он захохотал — громко, до слез. Затем махнул широкой ладонью:

— Ну ты и скажешь! Нагайки или железа каленого испробует — враз захочет. А нет — руки свяжу да рот заткну. Не в том дело!

Да, не в том. Мне не пережить свою Смерть. Значит? Значит, вот он, мой час?

Страшно, глупый Юдка?

— Пан Станислав сказал «послезавтра», — я встал, взглянул ему прямо в глаза. — Значит, будет послезавтра. Пан меня знает.

Он хотел что-то сказать, но осекся. Да, он меня знает. Иегуда бен-Иосиф выполнит панскую волю. И не потому, что я предан ему — зацному пану Станиславу Мацапуре-Коложанскому, бешеному псу, парящему ноги в теплой крови. Просто от судьбы не уйдешь, а долги надо платить.

Моя Судьба рядом — протяни руку.

И я протягиваю.

Но сначала…

…А Давид отвечал Филистимлянину: ты идешь против меня с мечом и копьем, и щитом, а я иду против тебя во имя Г-да Саваофа, Б-га воинств Израильских…

Средний треугольник — Гевура, Теферэт, Хесед. Гевура — созвездие Шор, могучий Телец. Теферэт — Кешет, Стрелец-из-лука. Хесед — Мознаим, Весы Б-жьи…

Неярко горит семисвечник, белые линии на деревянном полу проступают четко, вбирая священный огонь и отдавая свет обратно.

Желание Отдавать — то, чем озаботился Святой, благословен Он, сотворив мир из самого Себя.

Нижний треугольник — Год, Йесод, Нецах… Я не тороплюсь. Время тоже послушно, его можно сжать, можно развернуть, как ночное небо.

…А Давид отвечал Филистимлянину…

Маген Давид — Щит Давидов, великий образ Творения, путь к Двей-кут — Единению. Шесть лучей — шесть дорог…

Год — созвездие Арье, гривастый Лев. Йесод — Бетула, небесная Дева. Нецах — Г'ди, лобастый Козерог.

Линии замкнулись, и свет, до того сдерживаемый, наполнил комнату. Не огонь светильника — пламя Сфирот, отблеск Вечного Пламени.

Шесть лучей, шесть созвездий, шесть пророков. Теперь вы со мной, Ицхак, Иаков, Авраам, Моше, Йосеф и Аарон!

И Ты, Б-г отцов моих, вспомни обо мне!

Пора!

Я ступил на самую середину, в Крепость Малхут, в средоточье Давидово, сияющее под пламенем Творца. Космос раскинулся вокруг — бесконечные слои сфир. От Мира Малхут — сфиры Действия до Мира Кетер — Великой Короны.

И Космос объял меня.

Я прикрыл веки — обычное зрение уже не служило мне. Тени сгинули, и я узрел блистающую белизну. Мир ждал, ждал моего слова, и на миг душу объяла гордыня, невероятная, безмерная, как море, в котором до поры затаился Левиафан.

Я МОГУ ВСЕ!

ВСЕ!

Я, маленький мальчишка из Умани, я, Иегуда бен-Иосиф…

Очнулся…

Глубоко вздохнул, заставил себя вынырнуть из Бездны Левиафано-вой.

Святой, благословен Ты, прости меня, грешного!

Мне не нужно пламя сфир, не нужно служение ангелов. Мой час близок, а мне еще так много надо узнать! Когда я впервые открыл великую книгу «Зогар», то вознамерился уподобиться самому Шимону бар-Йохаю, да пребудет мир с ним, знавшем все о Тверди и о Небесах. Но я не смог узнать всего даже о самом себе — и, наверное, уже не успею.

Мой час близок, и дорога стелится под ноги.

Пора!

Я поднял руку, сосредоточиваясь, представляя того, кто должен прийти ко мне.

Двойник! К твоей душе взываю я!

Приди! Белизна дрогнула, поползла пятнами. Меня услышали — и множество душ откликнулось на зов. Но мне нужна одна — душа того, кто так схож со мной. Двойник! Именем и Силою Б-жьей заклинаю тебя!

Откликнись!

Откликнись… Откликнись… Откликнись…

Невидимый ветер сфир унес чужие души, и вот сквозь белое свечение проступило неровное пятно. Я замер. Пятно, похожее на кокон; внутри, за полупрозрачной пеленой, темная сердцевина, словно косточка в спелой вишне.

Я не ошибся.

Он!

— Я… Я здесь…

Голос не слышен — слова проступают сами собой, неспешно, тяжело.

— Кто ты и зачем меня позвал? Представиться, назвать себя? Нет, рано!

— Я тот, кто знает о горящем доме, о маленьком мальчике, который не смог вынести свой слабости и воззвал к Неведомому, прося о Силе… Интересно, видит он меня? Наверное, нет. Сейчас ночь, Двойник спит, и только душа его…

— К кому ты обращаешься? К мальчику — или ко мне?

Да, я не ошибся: в его душе, как в скорлупе, заперта другая — душа маленького мальчика из горящего сада.

— К тебе. Я хочу получить ответы…

— Зачем?

Внезапно мне показалось: я слышу голос старца. Усталого от жизни старика, которому все равно. А ведь Двойник молод, вдвое младше меня!

— Я скоро уйду. Смерть, Двойник и Пленник уже встретились. Но я не хочу исчезнуть, не вкусив последнего Хлеба Стыда…

Молчание… Белый кокон чуть заметно колеблется под невидимым ветром.

— О чем ты? Не понимаю.

Да, конечно! Я попытался говорить с ним на языке, неведомом в его Сосуде. К тому же он молод, а только с годами приходит мудрость.

— Двойник — это ты, чья душа столь сходна с моей. Смерть — девушка, которую ты знаешь. А Пленник… О нем я и хочу спросить. Кто он?

Снова молчание. Внезапно я пожалел об этом разговоре. Уже много лет я пытаюсь разобраться в себе. Чем мне поможет мальчишка, заживо сгоревший в пламени последней мольбы?

Чем я сам помогу себе?!

— Пленник… Ребенок, за которым меня послали?

— Да…

Вспомнились глаза — страшные, недетские глаза, способные ввергать Душу в пучину чужой памяти. Я не верю в чертей, которых боятся глупые гои. Но в тот миг я был готов поверить даже в рогатых бесов.

— Князь выбрал меня, чтобы доставить ребенка в наш мир. Думаю, он — княжеский родич. Может быть, внук.

Я не поверил. Внук мелкого князька пересекает Рубеж, пронзая границы сфир?

— Но князь… Он не просто человек. И, может, не человек даже. Ты знаешь о духе, который может жить и в камне, и в людской плоти? а потом менять того, в чье тело вселился? Я понял, что стою на берегу реки. Но на другую сторону не перебраться — поздно. Двойник узнал что-то важное, краешек тайны, неясной пока и ему самому.

— Ты услыхал, что хотел? Если да, то отпусти меня. Он прав. Я открыл глаза, чтобы на миг отдохнуть от беспощадной белизны. Я ничего не узнал и уже не узнаю. Хлеб Стыда на сей раз не достался мне.

— Прости. Я побеспокоил тебя, Двойник. Уходи — и прощай!