Далия Трускиновская - Шайтан-звезда (Книга вторая)

– Я не вру, все дело именно в кладе! Аш-Шамардаль владеет кладом, равного которому нет в книгах! И он обещал заклясть его на имя победителя в споре! Я настолько устал быть наставником царевича, что пожелал для себя благополучия вне царского дворца, а аш-Шамардаль пообещал мне его. И если нам с тобой, о Шакунта, удастся сделать так, что дочь франкского эмира до своего двадцатилетия не станет женой Ади аль-Асвада, а выйдет за кого-нибудь другого, то на клад будет наложено заклятие, чтобы он открылся лишь нам с тобой!

– Клянусь Аллахом, я не верю тебе! Как это ты, стоя двадцать лет назад перед этим своим аш-Шамардалем, знал, что клад нужно заклясть на твое и мое имя? Нет, я зря трачу на тебя время, и призови милость Аллаха – сейчас ты умрешь…

– О Шакунта! Я же спас тебя! Я тебя спас, а ты хочешь убить меня! Я мог оставить тебя на поле боя, чтобы тебя прирезали, а вместо этого я вытащил тебя, и укрыл в пещере, где ты проспала столько дней, и даже не забыл твоих проклятых куттаров, я отвязал их и уложил рядом с тобой, хотя это было и нелегко, ибо ремни намокли в крови, высохли и затвердели. Почему же ты не задумаешься о причине этого?

– Ну и какова же была причина этого, о несчастный?

– О Шакунта!..

– Да, я – Шакунта, но понял ли ты значение этого имени, о Барзах? Я – Шакунта, Ястреб о двух клювах, не знающая себе равных в поединках перед царями!

– О Шакунта, если ты теперь – лишь Ястреб о двух клювах, ты не поймешь меня, а ведь я столько хотел рассказать тебе!..

– Как это я не пойму тебя, о несчастный? Ты хочешь сказать этим, что Аллах похитил у меня разум?

– Нет, ради Аллаха, нет, никто не похищал у тебя разума, ты блещешь разумом, у тебя его больше, чем полагается человеку! Успокойся, о Шакунта, опусти куттар, ради Аллаха! Я не могу говорить, когда надо мной занесен этот клюв!

– Говори, о враг Аллаха. Я не трону тебя, пока ты не выскажешь все, что хочешь сообщить. Говори, будь ты проклят!

– О Шакунта, а как по-твоему, ради чего я переоделся, подвесил эту гнусную бороду и сказал Салах-эд-Дину, будто я – поэт из придворных поэтов, и прогневал повелителя правоверных плохими стихами, и нуждаюсь в укрытии?

– Потому что ты желал ему зла!

– Хорошо, допустим, что я желал ему зла. А в чем заключается зло для этого человека, о Шакунта?

– Ты лишил его царства, о Барзах, и в этом – его зло. Ты боялся, что он придет и заявит о своих правах!

– Выходит, я должен был сделать так, что он никогда не придет. То есть, мне было выгодно убить его, а не оставлять в живых. Ведь он теперь – опасный противник, о Шакунта. Он не побоялся сделать из себя приманку для врагов, лишь бы получить возможность привлечь к себе друзей. И он, этот изнеженный мальчик, стал бойцом, из тех бойцов, какие среди арабов идет за пятьсот всадников! Я любовался им, когда он в бою шел следом за тобой, прикрывая тебя своим щитом и своим ханджаром!

– Кто прикрывал меня своим щитом и своим ханджаром, о Барзах? Этот выпивоха?! Я не видела его той ночью, когда вызволила из плена свою дочь!..

– Ты и не могла видеть его, о Шакунта, ведь ты пробивалась к ней, не оборачиваясь. А он шел следом, сражаясь, подобно хмурому льву. И когда на твоих врагов налетели всадники и завязалась сеча, в которой не был сторонников, а лишь противники, и каждый защищал себя, когда в твоих глазах помутилось и ты упала без сил, он бился над тобой, не подпуская к тебе никого, пока сеча не переместилась в другое место, и тогда лишь я смог завернуть тебя в аба и вынести в безопасное место, а он убедился, что смерть не угрожает тебе, и скрылся. Вот что было в ту ночь, клянусь Аллахом!

– Куда же он подевался потом, о враг Аллаха?

– Я не знаю, где он бродил несколько дней, но появился он как раз незадолго до твоего пробуждения. И напал на меня, подобно тому, как курды нападают на паломников! Благодарение Аллаху, я успел забраться на верблюда и удрать! Но перед этим Салах-эд-Дин загнал меня на высокий камень, и я вынужден был спускаться с него сидя, и ободрал себе все тело…

– Знаешь, что говорит в твою пользу, о Барзах? Такое невозможно придумать. Оба мы знаем Салах-эд-Дина, и знаем, на что он способен, а на что – неспособен. Если ты – ты! – рассказываешь мне – мне! – о том, как он сражался, значит, очевидно, так оно и было, а Аллах лучше знает… Но вот если ты скажешь мне, что он был трезв – тут уж я тебе не поверю!

– Да разве мне было до того, чтобы обнюхивать его, о владычица красавиц?!

– Ладно, прекрати эти речи… ты смутил меня ими, и я уже не знаю, что думать… А теперь скажи мне такую вещь, о Барзах, если ты, конечно, предпочитаешь жизнь смерти. Раз ты бывал среди странствующих мудрецов, знатоков всего, что делается в семи климатах, то непременно должен был что-то слышать о Пестром замке!

– Пестрый замок? Ради Аллаха, кто сообщил тебе о нем, о Шакунта?

– Так ты знаешь, где он находится?

– Погоди, не кричи и убери этот куттар! Не надо заносить над моей головой куттары, довольно с нас оружия, иначе от страха я забуду то последнее, что знал об этом замке!

– Ты знаешь дорогу к нему?

– Нет, о любимица Аллаха, откуда мне знать дороги? Я странствовал лишь в ранней юности, как тебе известно, пока не нашел достойных учителей! Разве я похож на проводника караванов, чтобы знать дороги?

– Ты похож на большой бурдюк с верблюжьим молоком, но не тугой, а тот, откуда уже отлили, так что он колеблется, и колышется, и проминается под пальцем, клянусь Аллахом!

– Верблюжье молоко, разбавленное водой и приправленное медом, прекрасно утоляет жажду, о Шакунта, и тому, кто изнемог от жажды, нет дела до вида бурдюка!

– Горе тебе, ты решил спорить со мной? Ты, связанный по рукам и ногам, грязный трус, боящийся собственной тени?

– Должен же кто-то избавить тебя от заблуждений. И если ты убьешь меня сейчас, то ничего не узнаешь о Пестром замке. Развяжи меня, о Шакунта, дай мне прийти в себя, и я, может быть, вспомню о нем кое-что важное. Вот именно потому, что я трус, при виде куттара мои мысли путаются, и я перестаю соображать, и от меня нет никакого прока, и… Благодарение Аллаху!

– Разотри свои руки и ноги и вспоминай, не то я снова свяжу тебя, о сын греха.

– Как прекрасно милосердие, о Шакунта… Ну так вот, Пестрый замок стоит в горах, в тех краях, куда ушли огнепоклонники, когда арабы, сражаясь под знаменем ислама, согнали их с их земель. Я знаю, в каком направлении нужно ехать, чтобы добраться до тех гор, но найти замок будет затруднительно – он стоит высоко и выстроен так, что его видно не отовсюду, а лишь с определенных мест, и он несколько столетий назад был разрушен, а потом заново укреплен, и сдается мне, что это было делом не человеческих рук…