Марина Дяченко - Преемник

Однажды — это случилось вечером, когда нянька на кухне кормила Алану остывающей кашей — госпожа спустилась к ним. Неверным шагом пройдя мимо обмершей женщины, она молча подхватила Алану на руки и судорожно прижала к себе — так, что глаза девочки расширились от боли. Тория трясла её и тискала, истерично целуя, путаясь пальцами в растрёпанных волосах, постанывая и приговаривая чуть слышно: «Малыш… Мальчик мой… Маленький… Сынок…» Потом до Аланы дошёл весь ужас происходящего, и, забившись от страха, она закричала во всё горло, заплакала так, что слезинки разлетелись веером; будто протрезвев от этого крика, Тория безвольно опустила руки, позволяя девочке выскользнуть на пол, повернулась и ушла, не говоря ни слова.

Всю ночь старая женщина и маленькая, дрожащая Алана скулили и плакали, тесно прижавшись друг к другу.

Глава пятая

Утро он провёл в одиночестве, как, впрочем, и предыдущий вечер, и утро перед тем. Попойки в доме Соллей постепенно сошли на нет; для жителей Каваррена не осталось тайной его странное нежелание исполнить свой воинский долг — явиться на зов и возглавить гарнизон в борьбе с разбойниками, о которых уже и в Каваррене говорили, что они необычайно жестоки и наглы. Город, как и прежде, жил слухами — но и слухи не вечны, кто-то уже потерял интерес, кто-то пожал плечами, а кто-то и прямо объявил Эгерта Солля изменщиком и трусом…

Он усмехнулся. Горожане могли предположить, что их, горожан, мнение мало заботит Солля — но у них не хватило бы воображения понять, в какой колоссальной степени ему наплевать на все их пересуды. Он сидел у окна и равнодушно смотрел, как пузырятся под дождём лужи, как бродят по двору псы и время от времени гремят по мостовой кареты с кичливыми гербами.

В дверь нерешительно стукнули; горестный лакей просунул в щель свой круглый, пуговкой, нос:

— Господин… Там… Спрашивают…

Эгерт вяло отмахнулся. Посетители не интересовали его.

Лакей ушёл — однако через минуту вернулся снова, несколько возбуждённый:

— Господин… Она говорит… что это важно… Что она…

— Кто — она? — Эгерт удивился. Визит к нему дамы в самом деле был диковинкой.

Лакей помялся. Тихонько вздохнул:

— Девчонка, мой господин. Такая… девчонка, одним словом.

Эгерт подумал, разглядывая дождь. Погода казалась мало подходящей для визитов, и он рассудил, что, возможно, таинственная посетительница и впрямь слишком хочет его видеть.

— Проси, — бросил он лакею. Тот снова замялся:

— Так она… Мокрая, господин мой, грязная, ковёр замарает…

— И ты не в состоянии избавить меня от визитов замарашек? — спросил Эгерт холодно. Лакей засуетился:

— Так… гнать, что ли?..

Эгерт со вздохом поднялся.

Девушка ждала у дверей; она действительно походила на искупавшегося в тине ежа, чёрные волосы слиплись и висели сосульками, под подошвами прохудившихся башмаков натекла уже целая лужа, и потому Эгерт узнал её не сразу, а только тогда, когда она шагнула ему навстречу и хрипловато, простужено пробормотала:

— Господин Солль… Я приехала, чтобы… Луар.

Этого имени она могла бы и не произносить. Он и без того прекрасно помнил осенний праздник с бродячим театром, искромётную комедиантку, вызывающую всеобщий смех, и своего сына в сером плаще служителя Лаш. Девушка по имени Танталь была связана в его памяти с шоком, ужасом и болью открытия — а потому он и сейчас поморщился, как от боли:

— Что — Луар?

Она захлопала ресницами, то и дело судорожно сглатывая. Кажется, его равнодушие и неприязнь оказались для неё неожиданным ударом — и сейчас она изо всех сил искала слова, чтобы задобрить его:

— Луар… Я хочу поговорить с вами. Господин Солль, я виновата, но так вышло, что я всё знаю…

За плечом у Солля навострил уши любопытный лакей. Солль подавил в себе малодушное желание отослать его.

— Что — всё? — спросил он нарочито громко, чтобы доказать и себе и лакею, насколько безразличны ему все на свете тайны. Впрочем, в глубине души он был уверен, что девчонке известно что-то совсем другое, мелкое, незначительное.

Она перевела дыхание. Покосилась на лакея; попросила тихо и жалобно:

— Наклонитесь… Я скажу…

Пожав плечами, он наклонил голову — и тогда, приблизив свои синие от холода губы к его уху, она прошептала чуть слышно:

— У него медальон… Он ходил на могилу… Но он не виноват. Он был в Башне Лаш… Он станет, как Фагирра. Нельзя… Почему вы его бросили?!

Лакей ничего не расслышал и обижено засопел. Эгерт стоял, забыв выпрямиться, и поэтому воспалённые глаза девчонки оказались совсем рядом с его глазами. Умоляющие, мокрые, испуганные собственной дерзостью глаза:

— Господин Солль… Я, конечно, не имею права… Но больше ведь некому вам это сказать… Простите…

Он с трудом разогнул сразу занемевшую спину. Тяжело направился к себе; у подножия лестницы оглянулся:

— Ты, наверное, хочешь есть?

Она молчала, смотрела затравленно и не знала, чего от него ожидать.

Он через силу улыбнулся:

— Ладно… Тебя покормят. Потом поговорим.

Она поспешно кивнула, но он увидел, что она хочет ещё что-то сказать, хочет и не решается.

— Ну? — спросил он через плечо.

Она прерывисто вздохнула:

— Если можно… Я хотела бы… помыться.

Весь путь до Каваррена занял, по её словам, «много дней» — как много, она сказать не могла, сбилась со счёта где-то посреди дороги. Она здорово изменилась с тех пор, как Эгерт видел её последний раз исхудала, повзрослела и растеряла половину своей весёлости. Впрочем, горячая ванна и сытный обед вдохнули в неё жизнь — краем глаза Эгерт заметил, как она походя пристроила салфетку на согнутый локоть статуи, украшавшей столовую, отчего бронзовый пастушок сделался похожим на трактирного слугу.

Эгерт привёл её в кабинет и дал возможность разглядеть и вепрей на гобеленах, и женщину в мальчиком на парадном портрете; потом она села в кресло, в то самое, где несколько месяцев назад сидел Луар. Эгерт подавил в себе горечь.

Она заговорила, сначала с трудом, преодолевая робость, потом всё быстрее и раскованнее, причём голос её удивительным образом менялся в зависимости от того, кто именно был в этот момент героем рассказа. Эгерт почувствовал, как по спине его бегут мурашки, — в устах полузнакомой девчонки явственно звучали интонации Луара. Она говорила, привычно управляя вниманием слушателя, поочерёдно влезая в шкуру всех многочисленных персонажей, — а он смотрел в её мерцающие чёрные глаза и думал, что в ней проскальзывает что-то от Тории — совсем юной, ещё не пережившей смерти жениха, одухотворённой своей наукой и своей любовью… Конечно, Танталь ни лицом, ни нравом ничуть не была похожа на Торию. Но вот этот блеск в глазах…