Химера (СИ) - Адамов Марк

Вокруг вечерело. Химера не сразу вспомнил, почему он свернулся в каких-то санях, что остановились в посёлке на краю белой пустоши. Поле, что возникло перед ним, казалось Лису чудовищно большим. Настолько, что он не мог даже разглядеть его дальний конец. От удивления Варион не сразу понял, что белая гладь поля была на деле замёрзшей толщей воды.

— Море? — не понял Химера. — Я что, до Трисфолда проспал?

— Если бы, — Селег жевал кусок солонины и зачаровано смотрел на ледяной простор. — Это великое озеро Баланош. Сердце нашей страны.

— Озеро?

Варион бывал на озёрах, которые переплывёт и ребёнок. Обычно в них жили лягушки и воняло тиной. Баланош же был невиданным чудом, которое Лис и представить не мог. Даже в самом широком месте Сальмены другой её берег был прекрасно виден. Здесь же глаз оказался бессилен перед величайшим озером Летары.

— Это сюда что ли мне надо? — удивился Химера. Окружение тянуло на вполне себе обычную крупную деревню, но никак не на город, где затаился Серый Провидец.

— Не думаю, — Селег наконец расправился с солониной и полез за новым куском. — Просто посёлок. Я тут думал заночевать, но Лопушок так хорошо отдохнул, что мы долетели сюда почти засветло. Так что к закату успеем в сам Баланош и там наши пути разойдутся. Если, конечно, не надумаешь с нами в Трисфолд. Мы будем рады ещё раз отдохнуть как вчера.

— Ещё бы, — Химера призадумался. — Я смотрю, ты хорошо знаешь эти места для бассельского портного из Застенья.

— Чай не в первый раз еду. За тканями и в Трисфолд приходилось мотаться. Ладно, вы ещё отдохните, а я пойду корм попрошу для Лопушка.

В ожидании Селега Варион решил размять затёкшие за время сна ноги. В этой деревне всё так же не было ничего интересного, но вот от озера он отвернуться не мог. Очарованный ледяным зеркалом Баланоша, Лис сам не заметил, как застыл посреди тракта на пути у целой процессии взволнованных селян.

— Дай пройти-то, — попросила недовольная женщина в годах.

— Прошу прощения.

Химера отодвинулся и увидел, как вслед за этой дамой двое мужчин пронесли длинный свёрток, очень уж похожий на человека.

— Что-то случилось? — крикнул Лис им вслед.

— Да ничего нового, — ответил старичок, что замыкал процессию. — Очередного горемыку нашли у дороги. Видать, ночью помер. Так замёрз, что еле руки ему разогнули.

— А глаза у него на месте? — не мог не спросить Варион.

— Сам-то как думаешь?

Старик хитро рассмеялся и ушёл вслед за остальными. Химера ещё долго смотрел на него и не мог понять, что бы он ответил местному старожилу. Завидев возвращающегося Селега, Лис потуже затянул пояс поверх куртки и отправился к саням. Он решил, что ответ на свой вопрос знать не хотел. В конце концов, Баланош уже был совсем близко, и дела там были куда важнее безглазого убийцы с тракта.

Глава 18. Дорогу Верным

«Из всех жрецов я доверяю только жрицам любви. Молитвы им куда плодотворнее.» Касилиам Раскольник, «Моё отречение»

В тот день удача отвернулась от Ладаима. С первой двадцаткой леттов он распрощался уже за общим столом для игроков в кости в Замковом квартале. Казалось, сама Фарахшатаим решила его наказать и заставляла деревянные кубики ложиться на худший из шести боков. Долго Крысолов не продержался и вскоре покинул подвал невразчной кожевенной мастерской.

Играть в этом квартале Ладаиму не нравилось. Дело было даже не грубых стенах твердыни Содагара, что навязчиво виднелись меж лавок и домов. Тивалиец успел привыкнуть к «Свиному кабаку» и его игорному залу, пропахшему салом и пьяным азартом. Конечно, в Замковом квартале игроки были куда приличнее и трезвее, но всё вокруг — от точек на костях до свечей в деревянном канделябре — казалось чужим. Но и к старому столу он никак не мог вернуться после осенней заварушки с Бардоном.

Удача не в первый раз отворачивалась от Крысолова, но таких насмешек он не припоминал уже давно. Распрощавшись с остальными любителями костей, Ладаим направился в одно из немногих бассельских заведений, где иногда играли в Зверинец. Вот только и здесь его расчётливая тактика оказалась бессильна перед капризами Фарахшатаим. Святое Солнце давало ему знак, и Лис решил его принять.

Идти с опустевшей мошной оказалось лишь тяжелее. Крысолову казалось, что Бассель за этот вечер разросся, ибо поход к «Пёсьей Морде» занял слишком долго. Шёл он кратчайшим путём — от моста в Замок по прямой мимо Собора и дальше — через Мясницкие улицы.

Для Лис быстрая дорога не всегда была лучшей. Иной раз Ладаим бы отправился безымянными переулками вдали от посторонних глаз, но сейчас ему было спокойнее на виду у остального города. Крысолов старался остаться верным своему привычному образу жизни, хотя в последние четыре дня даже внешнее спокойствие давалось ему немалой ценой.

«Привет, Крысолов! Если ты это читаешь, то читать ты, собственно, не разучился. Это хорошо. Я уехал на заказ в Баланош, и есть большой шанс, что вернусь я не скоро. Может, больше и не увидимся. В последние Луны мы друг друга не понимали, но сейчас тебе лучше мне поверить. Верные нас пасут. Они уже забрали Налима с Живодёром и на них дело точно не кончится. Они ищут по тавернам, вынюхивают, убивают. Не дай им добраться до тебя, Крысолов. Как вернусь — проверю. Твой, Химера».

Ладаим несколько раз перечитал неровные строки на пожухлом листе, который Ним вручила ему очередным вечером в «Морде». В первый раз он фыркнул и убрал его в единственный карман плаща. Спустя чарку-другую Крысолов всё же достал письмо товарища вновь и с улыбкой просмотрел его. Третий раз настал тем же вечером, когда тивалиец растянулся на кровати в старом амбаре Биальда и Марвы.

Слишком многое указывало на то, что письмо Химеры было правдой. Гибель двух Лис в одну Луну не смог замолчать даже Коршун и, конечно, по Приюту поползли слухи. Правда, ни одна из версий остальных товарищей не походила на уверения Вариона.

Той ночью, что шла сразу после Большого Новолуния, Крысолов нашёл в себе силы поверить другу. Ему помогло невзрачное лицо кудрявой женщины с перебитым носом и хищным взглядом. Ладаим уже несколько раз видел её среди зрителей, наблюдавших за его неудачами в Замковом квартале. Подозрительная дама всегда появлялась в зале вместе с тивалийцем и теряла всякий интерес к игре после его ухода.

Наверное, она думала, что останется незамеченной в своей мешковатой накидке и грязной рубашке с заплатками по всей груди. Сотни таких же женщин бродили по Басселю, торговались на рынках и гоняли соседских гусей со своего двора. Вот только она запомнилась Ладаиму. Его зацепил взгляд дамы, в котором не было присущей остальным горожанкам простоты. Тивалиец ощущал её холод, смешанный с безграничной уверенностью в себе. Что-то подобное он видел только в глазах Лис.

Крысолов прозвал свою преследовательницу Пастушкой. Три вечера подряд она возвращалась в игорную комнату кожевенной мастерской, а на четвёртый как бы невзначай прогуливалась по Застенью. Ладаим боролся с желанием заговорить с ней, отвести за ближайший сарай и выдавить все ответы из её глотки. Вот только Пастушка не давала ему такой возможности, оставаясь на виду у ближайших стражников и толп горожан.

Вскоре она перешла все границы и заявилась в «Пёсью Морду». Нахалка уселась в самой середине зала и даже успела познакомиться с завсегдатаями. Как ни в чём не бывало она попивала разбавленное пиво и хрустела шкварками, лишь изредка бросая взгляд на Лиса. Такая наглость задела Ладаима, и он едва сдержался, чтобы не устроить разборки прямо в заведении. Лишь чудо по имени Нималия остановило его и убедило присмотреться к таинственной преследовательнице.

В этот раз тивалиец вновь сделал круг по зловонным окрестностям «Морды», чтобы запутать Пастушку. У этой части города даже не было единого названия. Расположилась она на краю Мясницкого квартала, прямо под городской стеной.