Наталья Патрацкая - Маг
— Я — абориген городской.
— Это еще, что такое?
— Местный я.
— А как такой живот наели?
— Не знаю, он сам растет, я был стройным, молодым, красивым, мне девушки улыбались, а сейчас я ничей.
— А живете где?
— Где хочу, — беспечно ответил молодой толстяк, — вы не поняли? Где есть, хочу, там и живу!
— Не поняла.
— У меня несколько квартир, мне приходится часто ездить, где голод застанет, там и останавливаюсь.
— А жен у вас тоже несколько?
— Никто меня не любит.
Лизавета жила в старом доме с высоким потолком и с малым набором удобств, ей захотелось побывать в квартирах толстяка. В квартире красавца Мартина она уже была, и делать ей там больше нечего. Но несколько квартир!
— А как вас зовут?
— Феликс!
— Вы администратор нашего округа? — наугад спросила Лизавета.
— Нет, я сын главы округа Клюква — Добрыни Никитича.
— Как интересно! И я вам нравлюсь?
— О, да! Имя ваше — Лизавета?
— А как вы угадали?
— Я ваши статьи о театре читал. У отца не узнаешь ничего.
— Впервые вижу своего читателя!
— И почитателя. Так, ближайшая моя квартира в двух минутах, предлагаю в нее заехать.
— С удовольствием! — просияла Лизавета и села в машину Феликса.
Машина подъехала к новому зданию, оно красиво вписалось среди старых зданий района. Молодые люди вошли в холл, поднялись на лифте, вышли на большую лестничную площадку с двумя дверями, зашли в одну дверь. Глаза Лизаветы округлились и невольно стали осматривать помещение, над которым работали настоящие мастера интерьера.
— Кухня рядом, — потащил Лизавету за собой Феликс.
Они вошли в кухню, похожую на просторный ресторан. Феликс сразу опустился в кресло у стола. Откуда-то появилась женщина средних лет.
— Феликс, подать обед?
— Она еще спрашивает! — И вдруг неожиданно для себя он ответил, — я не хочу есть!
Женщина от неожиданности присела на край маленького дивана.
— Лизавета, видишь, шок повара? Пиши, разрешаю. Хочешь кушать? Тебе принесут обед. Не бойся, у нас все вкусно!
— Я в этом не сомневаюсь, и не откажусь, — ответила Лизавета с восторгом, оглядывая помещение, в котором все было красиво, добротно, современно. Она со вкусом съела, предложенную пищу, и наслаждалась едой и помещением, в котором находилась по воле случая.
Феликс посмотрел на то, как Лизавета за него поглощает продукты, и сказал:
— Впервые вижу, что кто-то ест, а я — нет! Приятно!
— Я ничего подобного не ела, — промурлыкала довольная Лизавета.
— Ты меня радуешь! Знаешь, как трудно быть ходячим мячом?
— Не знаю, я худая с тех пор, как себя помню.
— Лизавета, поживи в этой квартире, я буду сюда приезжать, а тебя здесь будут кормить до отвала.
— У меня работа!
— Считай, что у тебя отпуск от твоей работы. Здесь поживи. Повариха живет рядом, а здесь готовит. Продукты мне развозят по моим квартирам.
Повариха, убрав со стола, ни сказав, ни слова, вскоре ушла домой.
— Феликс, а повариха говорить умеет? — спросила довольная жизнью Лизавета.
— Наверное. Но со мной она не разговаривает, она просто готовит и угадывает то, что я хочу съесть.
Лизавета объелась, но признаваться в этом она не хотела, она полулежала на кушетке, и ей лень было шевелиться. Зато Феликс бегал по квартире и радовался тому, что он есть — не хочет! Он остановился перед сытой Лизаветой и удивленно заметил, что она красива.
— Лизавета — ты красивая!
— И ты красивый, — выдавила из себя Лизавета, засыпая от незнакомой для нее сытости.
— Я тебе нравлюсь? — с нескрываемым волнением спросил Феликс.
— Да, — сказала она, прикрывая тяжелые веки.
— И тебя не смущает мой круглый живот? — спросил он с надеждой на отрицательный ответ.
— Нет, — прошептала сквозь сон Лизавета и окончательно уснула.
Повар в еду добавляла успокаивающие добавки, по наущению матери Феликса Нимфы, и эти добавки сморили Лизавету, неподготовленную к такой пищевой атаке.
Феликс подозревал нечто подобное, и, увидев, спящую Лизавету уверился в своих догадках, но раньше он всегда хотел — есть больше, чем не спать. Лизавета спала крепким сном. Повариха ушла. Феликс стал обходить квартиру. Что он искал, он не знал, но в кухню он даже не заглядывал. Есть он не хотел, но ему все больше нравилась спящая девушка. Его друзья звали его — евнух. Он не обижался, он вообще всегда хотел только одного — есть, и что такое хотеть — женщину, он не догадывался. Его живот был такой большой, что он давно не видел то, что под ним находится. Ему всегда было тяжело, душно и противно буквально от всего. Он пытался везти активный образ жизни, но засыпал раньше очередной попытки. Хорошо, что в короткий период отсутствия сна он набрел на прибор Аппетит. Он пошел на кухню, и сам сделал себе черный кофе без сахара, и выпил эту черную мглу.
Молодой человек захотел втянуть живот, но ничего не получилось. Он лег на пол и попытался приподняться на руках, но живот держал его на почтительном расстоянии от пола. Он лег на спину, сделал попытку поднять ноги, но выше угла в сорок пять градусов, они не поднимались. Молодой человек задышал тяжело, и подумал, что у него все получится, если вместо него будет кушать Лизавета, а прибор Аппетит будет снижать его чувство голода. Феликс достал прибор, посмотрел на стрелку, повернул ее в сторону аппетит — ноль, поднялся с белого ковра на полу. Он страстно захотел стать стройным! А все остальное — потом.
Вскоре о Лизавете все забыли. Она жила в доме Феликса и усиленно питалась. Он почти не ел, только пил соки и воду. Она ела все, что повариха готовила ему. У него брюки в талии стали свободными. Она не могла надеть свою одежду. Поэтому Феликс купил ей десяток халатов, чтобы она не ощущала свой новый вес, халаты скрывали изменение в ее фигуре. Нет, пока она плыла только от избытка пищи. До любви они не доходили. Феликс худел тяжело, и особых сил у него при этом не было, но спал он меньше Лизаветы, и это его радовало.
Повариха все доложила Добрыня Никитичу, но тот был занят очередными выборами и в жизнь сына не вмешался, тем более что ничего страшного не происходило. Молодой человек не хотел много есть, ну и что? Вскоре Феликс стал ощущать легкость, он уже выполнял некоторые упражнения, он доставал пальцы ног. Он с удовольствие надел джинсы меньшего размера. Лизавета одобряла его новый внешний вид. Ей нравилось жить в его квартире, смотреть на огромный, плоский экран телевизора. Она всегда знала, что она худая и о своей фигуре не беспокоилась. Они жили, как сообщающиеся сосуды: его жир переходил к ней — медленно, но верно. Он это видел, а она отдыхала за всю свою суетную жизнь и жила в полусне, благодаря пищевым добавкам.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});