Майкл Роэн - Кузница в Лесу

Борхи поежился.

— Мы видели их только ночью, — пробормотал он, и смысл его слов был хорошо ясен остальным.

— Но мы встречались с этими Стражами, или с Детьми Тапиау, при свете дня, — твердо сказала Иле. — Раньше мы сражались с ними и знаем, что в их жилах течет настоящая кровь. Да и потом, разве эти люди похожи на призраков?

— Однако это не обычный народ, — возразил Бьюр. — Такие высокие, такие… вытянутые, что ли…

— Но при том и очень красивые, — с благоговением произнес Арвес. — Я готов поверить, что с того времени, как они жили на земле, люди стали ниже ростом!

Керморван покачал головой.

— Судя по сохранившимся доспехам, это не так.

Гизе кивнул.

— Они говорят, что северяне стали выше после того, как смешали свою кровь с людьми из-за моря.

— Но разве вы не видите… — начал Элоф и осекся. Мысли мелькали в его голове, словно обломки кораблекрушения в водовороте, слишком быстро, чтобы остановиться на чем-то одном.

— Что? — резко спросил Тенвар.

Элоф покачал головой.

— Возможно, ничего особенного. Мне нужно подумать об этом. Но одна вещь… Скажи, Керморван: все, кого ты сегодня видел, принадлежат к одному и тому же времени? В анналах сказано, что они вместе жили в Морване на протяжении срока одной человеческой жизни?

Воин пронзительно посмотрел на него.

— Не знаю, что привело тебя к этому вопросу, но он попал точно в цель. Леди Дираэль, если она та самая… после нее это имя считалось несчастливым, и его почти никогда давали детям… ее помнят как одну из великих леди Южного Морвана. Она пропала во время первого бегства на запад, которое привело к основанию Брайхейна, за добрых двести лет до рождения Корентина и остальных! Для них она должна быть так же мертва, как они для нас.

Наступило долгое молчание, нарушаемое лишь шелестом листьев и живыми звуками ночи: птичьими криками, кваканьем лягушек, жужжанием насекомых и шуршанием мелких зверушек в кронах деревьев. Еще недавно эти звуки казались чуждыми и даже зловещими, но сейчас, за надежными стенами, они создавали ощущение покоя и безмятежности. Это был голос Леса, тихий несмолкаемый шепот бесчисленных жизней, занятых своими насущными делами, и он обращался к ним сейчас, спокойный и бестревожный. Перед ним все страхи и подозрения отступали куда-то вдаль. Усталость вновь навалилась на Элофа, но теперь она казалась не такой резкой и изнурительной, а скорее связанной с поздним часом и сытной трапезой. В конце концов Керморван заговорил:

— Тенвар, ты спрашивал, безопасно ли будет нам переночевать здесь. По крайней мере на это я могу ответить: что-либо иное будет еще опаснее. Мы слишком мало знаем.

— Одно мы знаем наверняка, — проворчал Гизе. — Если бы они желали нам зла, то могли бы оставить наши трупы гнить в лесу. Зачем же теперь обижать их?

Остальные дружно согласились с ним, и Элоф, к своему удивлению, услышал, что Рок, обычно с опаской относившийся ко всему новому, теперь присоединился к общему мнению.

— Именно это я имел в виду с самого начала, — спокойно продолжал Керморван. — Сейчас мы не можем судить определенно, так что придется подождать до завтра. То, что кажется неподвластным разуму, иногда можно измерить сердцем. А мое сердце говорит мне, что мы нашли мирную гавань, бастион живой мощи против той силы, которая опустошает весь мир. — Он встал и с сожалением отвернулся от панорамы, открывавшейся с балкона. — Сегодня буду спать так мирно, как не спал уже много ночей.

Элоф с некоторым удивлением посмотрел на него: пусть это место было мирным, но разве можно так легко сбрасывать со счетов великую тайну, обитавшую в нем? Однако все остальные были согласны с Керморваном и разошлись по своим спальням, зевая и потягиваясь, словно у себя дома. Элоф промолчал, но продолжал упрямо оставаться на своем месте до тех пор, пока не остались только они с Иле.

— Мирная гавань… — неожиданно охрипшим голосом произнес он. — Почти в любое другое время я доверился бы мнению Керморвана независимо от того, было ли оно продиктовано сердцем или разумом… но не теперь. Он слишком грезит древней славой, он хочет, чтобы его любимые герои ожили наяву!

— Почему бы и нет? — тихо отозвалась Иле. — Я вряд ли стала бы напоминать любому человеку, кроме тебя, что нам, дьюргарам, отпущен втрое больший срок жизни по вашим коротким меркам, а иногда и гораздо больший. Андвар немного не дотянул до трехсот лет. Вместе с тем мы с вами близкие родичи. Так ли уж невозможно, что…

Элоф повернулся к ней, и беспокойство, которое он прочел в ее темных глазах, ожесточило его еще больше.

— Да, вы живете дольше нас, но не вечно! И время точно так же взимает с вас свою дань. Андвар был древним старцем, а не бодрым и молодым, как эти. Неужели ты не видишь разницы между тремя столетиями и тысячелетием?

Раздражение заставило его встать со стула и подойти к краю балкона. Он всмотрелся в склон холма, так густо покрытый деревьями, что его контуры можно было различить на вершине; точно так же и это место могло раскрыть тайну, заключенную внутри, если бы только он мог угадать его форму.

— Керморван говорит, что мы знаем слишком мало, и я с ним согласен. Но что он может узнать, когда находится в таком настроении? И остальные не лучше его!

Иле положила руку ему на плечо, но он стряхнул ее.

— Иди спать и смотри свои сны вместе с остальными! Я лучше буду смотреть на мир открытыми глазами!

Элоф раскаялся в своей грубости, еще не договорив фразу, но когда он повернулся, готовый принести извинения, дверь тихо закрылась, и он остался один.

Эта ночь для него прошла без сновидений; даже сон не приходил, хотя усталость наполняла его тело свинцовой тяжестью и жгла глаза, бесцельно вглядывавшиеся в темноту. Наконец, когда слабый серый свет забрезжил в слуховом окне над дверью, он встал с кровати и натянул штаны. Его посетила внезапная мысль, и он перекинул пояс с мечом через плечо, прежде чем выйти босиком в коридор и спуститься по лестнице, держась края ступеней, чтобы они не заскрипели. Но прочные ступени и так не стали бы скрипеть; Элоф чувствовал ступнями полированную гладкость дерева и гадал, кто за ним ухаживает. Перед его мысленным взором возникло незваное видение бесчисленных ног, проходивших взад и вперед — босых ног Стражей, легких туфель остальных, — нескончаемой вереницей снующих туда и обратно, пока за пределами Леса проходят долгие века…

Элоф раздраженно прикусил губу. Он приблизился к галереям, выходившим на парадный двор — теперь лучше быть начеку. Но, всмотревшись в предутренний сумрак, он не увидел никакого движения, кроме колыхания листвы огромного дуба, и осторожно спустился к холодным каменным плитам внизу. Проходя на цыпочках под глубокую тень ветвей, он с опаской поглядывал вверх; можно было без труда представить альфар, чутко спавших там. Он ничего не увидел, но все еще колебался, охваченный сомнениями. Не торопится ли он, не рискует ли оскорбить хозяев, стремясь узнать то, что может быть показано ему в должное время? Разве нельзя подождать? Но Элоф не хотел подвергать опасности себя и своих друзей: он был обязан попробовать. Сделав глубокий вдох, он прижал ладони к стволу древнего дуба перед собой…